Запах магнолий - Светлана Мерцалова

* * *

Рождается ребенок — мамина радость: любимый, желанный. Первая улыбка, первое слово, первые шаги, первые зубки…

Вдруг ему неожиданно становится плохо. Как-то утром он пожаловался на головную боль и тошноту, а через сутки снова. Врач направил нас на обследование. Прозвучал страшный приговор — лейкоз. Приговор, не подлежащий обжалованию. И с этого дня жизнь превратилась в ад…

Капельницы, капельницы, капельницы… Уже некуда ставить — все вены исколоты. Диме с каждым днем все хуже, он худеет, так как не может ничего есть. И нет у него сил даже плакать, он лишь тихо скулит.

— Почему не я? Почему так должен страдать мой ребенок? — то был ее вопрос богу ежедневно, но не было на него ответа…

Когда приходит горе, начинаешь верить во все: и в бога, и в сверхъестественное…

Вера побежала в церковь, хотелось хоть какой-то поддержки и объяснений. Батюшка, выслушав, спокойно ответил:

— На все воля божья. Неисповедимы пути господни и никто не виноват. Господь наш ниспосылает нам многие скорби на нашем пути к жизни вечной. И мы должны их смиренно переносить…

Как много слов, но где ответ? Из всего сказанного Вера так и не поняла, что ей делать. Если так распорядился бог, то остается только смириться? Но смириться она не может, даже если Господь все решил за нее! Не может она потерять своего ребенка! Сын — это часть ее, смысл ее пребывания в этом мире. Разлука невозможна!

Она посмотрела на мадонну с младенцем, висящую в изголовьи кроватки, и невольно перекрестилась. Она виновата перед богом, вот он и послал ей испытания…

Связь с женатым мужчиной, что длилась несколько лет…

История стара, как мир: мужчина покорил ее сердце, дав надежду на совместное будущее, но о том, что он женат — сказал не сразу. Когда Вера узнала об этом, то было уже поздно — она не могла существовать без него. Пришлось смириться…

Тяжела и унизительна участь женщины, ждущей звонка от любимого, чтобы побыть с ним пару часов, скрываясь от всех. Что это было: любовь или страх перед одиночеством? Наверное, и то, и другое…

С одной стороны — страх одиночества, что стирает любые нормы и запреты. Так страшно, когда некого ждать. Уходя на работу, Вера оставляла свет и телевизор включенными, чтобы по возвращении домой слышать хоть чей-то голос и не входить в темную комнату.

Часами смотрела на окна домов, наблюдая чужую жизнь. Люди садились ужинать, устраивали вечеринки, ругались… Одиночество сводит с ума, ведь природой заложено, чтобы человек жил в социуме — имел партнера, рождал потомство…

И есть другой страх — страх разрушить чужую семью, но желание быть любимой так сильно, поэтому и живешь в обмане и иллюзиях до поры, до времени…

Когда любимый уходил, Вера впадала в депрессию, жизнь теряла смысл. И все вокруг оживало, когда он снова был с ней. Вера не могла ему позвонить, у них была односторонняя связь. И вообще — все в их отношениях решал он, она могла только подчиняться. Приходилось играть по его правилам, поэтому она и была обречена на поражение.

Находясь в этом раздвоенном состоянии, Вера каждый день говорила себе: это было в последний раз, мы больше не должны видеться. Так думала она, но в то же время знала, что не уйдет. Это было наваждение, помутнение рассудка, одержимость…

Любовь подчас жестока — она ломает судьбы, калечит, разрушает…

И вдруг Вера беременна. Сидит перед доктором и слышит слова: для многих — обычные, а для кого-то и нежеланные: «Поздравляю, вы скоро станете матерью!».

И ни секунды Вера не сомневалась — она хочет этого ребенка и вырастит его сама. Это будет ее ребенок и только ее.

Каждая влюбленная женщина хочет ребенка от любимого, и чтобы он был похож на него. Тот, кого она любила, никогда ей не принадлежал, но у нее будет его дитя. Частица его, его подарок — повторение его самого…

Это необыкновенное чувство, когда клетки любимого растут в женщине. Зарождение внутри тебя новой жизни — ни с чем не сравнимое чувство, и Вера наслаждалась этим, обидно, что одна.

Дима родился раньше срока, очень слабым. Вера не отходила от него ни на шаг, и к годику он окреп. Отец навещал поначалу, гулял с ним в выходные. Когда узнал о болезни, то резко изменился. Почувствовав холод смерти, он стал реже появляться, а потом и совсем пропал.

Все легло на ее плечи. Разговоры с врачами, которые отводили глаза, часто не в силах сказать правду. Ожидание в больничном коридоре, где у малыша брали кровь, пункции. Потом началась химиотерапия. Лишь прошедший то же в состоянии понять, какой это ад: и для ребенка, и для его родителей. После первой процедуры у Димы сразу пропал аппетит. Его рвало, стоило ему съесть что-нибудь. Она сама от усталости не могла ни спать, ни есть. Часто ей казалось, что она видит какой-то кошмарный сон, и все это происходит не с ней…

Каждый раз, как иглу вводили в его истерзанную вену, у Веры сердце разрывалось от боли за него. Дима лежал на кровати и смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не показывая, как ему больно. Он даже пытался улыбнуться и от этой улыбки ей становилось тяжелее. Если бы он плакал или стонал, как другие дети, Вере было бы легче, только не это молчаливое терпение. Ей часто хотелось крикнуть:

— Плач! Кричи! Не нужно себя сдерживать! Так будет легче!

Но крик замирал у нее в горле, и она молчала, лишь тихо сидела около сына все ночи. Когда во сне его лицо искажала гримаса боли, она клала свою руку ему на лобик, и лицо расслаблялось. Какая мука видеть каждый день — такой малыш, а уже выстрадал столько, что и вообразить не в силах.

Ну почему дети должны расплачиваться за наши грехи?

— Грехи родителей становятся грехами детей, и они расплачиваются за них как за свои — сказано в библии, — ответил ей священник.

— Но я хочу сама нести наказание! Или так бог меня наказывает через моего ребенка? Тогда это жестоко! — крикнула она.

— Если у вас больной ребенок, значит помыслом Божьим это было устроено ко спасению. Не случись этого, родители не пришли бы к Богу. Жизнь — пустяк по-сравнению с вечностью. Если бы люди видели, какая награда ожидает праведника, готовы были бы всю жизнь мучиться и принять страшную смерть…

Вера слушала и думала, что он сам бы сказал, если бы его ребенок лежал сейчас в онкологическом отделении? Продолжал бы думать, что жизнь — пустяк?..

У нее свое отношение к богу, так часто карающего и редко милующего, но ей часто нужны слова утешения, как тяжело подчас молчать. Но кому интересны чьи-то переживания? Вне стен больницы люди не хотят слышать об этом. Они опускают глаза, молчат или невнятно сожалеют, пытаясь абстрагироваться. Их можно понять, зачем кому-то чужое несчастье? У всех полно своих проблем. И нужны ли ей чье-то сочувствие и жалость? Вера могла говорить только с матерями, что обречены пройти через те же муки и рыдать теми же слезами. Только друг перед другом они раскрывали израненные сердца. Они давно разучилась улыбаться, а их жизнь — нескончаемая боль. Зная цену жизни, они редко жалуются…