Мемуары двоечника - Михаил Ширвиндт

А прогулочная группа, куда меня водили несколько лет! С детскими садами было туго, поэтому появились специальные старушки-гуляльщицы. Они набирали группу из восьми-десяти детей и гуляли с ними на Гоголевском или Тверском бульварах часа по три в день. Все было здорово, кроме отсутствия удобств. Если тебе хотелось по-маленькому (о большом даже страшно было подумать), тебя вели за песочную будку, снимали штаны и говорили:

— Ну, сикай! Пыс-пыс-пыс!

Я это ненавидел! Особенно это «Ы»! Фу! А еще у меня там был друг Пашка! Когда неумные взрослые спрашивали:

— А кого ты больше любишь, маму или папу?

Я отвечал:

— Сначала Пашку!

С Пашкой мы менялись. Кусок рогаточной резинки — на крупную пуговицу, большой болт — на пистоны и т. д. Однажды он принес сумасшедшей красоты резную деревянную палочку-трость — я был покорен! Я предлагал несметные сокровища взамен, и в итоге Пашка милостиво согласился принять все ордена и медали моего деда. (Во время войны дед и бабушка выступали на всех фронтах с концертами и получали за это в награду ордена и медали.) Сделка состоялась, причем палку пришлось засунуть через ворот в штаны, чтобы не застукали. Тут уж не то что «пыс-пыс» — я еле дохромал до дому!

Трость я спрятал под кровать и затаился. Увы, если бы меня разоблачили сразу, ордена еще можно было бы вернуть… А так, когда через пару месяцев нашли под кроватью палку, о которой я даже и не вспомнил, то было поздно! Награды прошли длинный путь обменов и нашли своего героя… Имя его неизвестно, а я получил по шее!

В тот день ставили на оленей

Иногда меня выпускали одного во двор, где у меня тоже водился друг. Его звали Хабибуль Хабибулин, и он был одним из четырнадцати детей нашего дворника. Во дворе мы гулять могли, а если идти на бульвар, то туда надо было быть отведенным. И вот, как-то мне звонит Хабибуль по телефону. Да, у нас был телефон! Огромный черный с ушами, он висел в коридоре, и по нему изредка кто-нибудь разговаривал. Изредка, потому что персональные телефоны были в то время далеко не у всех. У дворника телефон был. Так вот, звонит Хабибуль… а в это время моя мама лежала в больнице с переломом ноги, бабушка, как я уже говорил, не видела, и тут входит в квартиру папа. Он вернулся с ипподрома, куда они с Аркановым ходили при любой возможности. Наверное, они много выиграли, иначе чем объяснить, что папа был днем слегка «выпимши», и, конечно же, вовсе не из-за этого, а из-за лежащего на пороге ботинка он споткнулся и упал к моим ногам. Хабибуль тем временем звал меня идти гулять на бульвар… И вот что услышал лежащий на полу в коридоре папа.

— Нет, Хабибуль, дорогой, я не пойду гулять, меня некому отвести: мама в больнице, бабка слепая, папка пьяный валяется…

Можете представить себе, что подумали о жизни богемы в семье дворника?

Иногда мы с папой ходили гулять! Это всегда было событие! Мы шли по Медвежьему переулку, поворачивали в Столовый… Если это была весна, то я обязательно запускал лодочки по ручьям из тающего снега! Этим занимались все дети. Они для этого специально вырезали из досочек кораблики, втыкали мачты, делали из конфетных фантиков паруса… У меня всегда руки росли из… какого-то другого места, поэтому я запускал баржи, то есть спичечные коробки, но все равно это было классно! Куда это все девалось? Где теперь «журчат ручьи»? А если все же удастся сегодня найти в Москве талый ручеек и запустить в него кораблик, то он растворится, не доплывя до стока.

Так вот, мы шли, я читал по буквам афиши, и это, наверное, был самый большой папин вклад в мое образование! Особенно трудно мне давались исполнители с буквой «р», которую я не выговаривал: Рихтер, Шпиллер, Ростропович не входили в число моих фаворитов, а папа именно ими меня и мучил! Единственный, кого я любил, был Ойстрах: уж очень смешно он звучал по слогам! Я от отчаяния даже сочинил стишок, чтобы и рыбку съесть, и Рихтером не подавиться. Вот он:

И вот мы подходим к магазину «Консервы» (опять «р»). Это был знаменитый старинный магазин. Он располагался в доходном доме, где теперь торгуют фарфором. Внутри были не то фрески, не то картины, изображающие овоще-фруктное изобилие. Но главный арт-объект находился сразу у входа. Отдел «Соки-воды»! Широченный мраморный прилавок, приспособление для мытья посуды, стакан с мокрой красной солью, в другом стакане плавала ложка, чтобы солить томатный сок, белая тетенька в кокошнике… и штатив с соковыми конусами! Рай! Но и это еще не все: когда конус пустел, тетка снимала его со штатива, закрепляла на толстенную цепь, кричала куда-то вниз что-то типа «Бу-бух! Бах! Нах! Ма-мах! Ух!» — и цепь вместе с пустым конусом уходила в преисподнюю! А оттуда наверх с лязгом выползал новый, наполненный до краев соком сосуд! О!

И я, и, по-моему, папа могли часами наблюдать это таинство рождения, выпивая один за другим несколько стаканов сока, чтобы быстрее освободить емкость.

Как правило, на этом прогулка и заканчивалась, потому что после восьми стаканов сока бежать за будку «пыс-пыс» было дальше, чем до дома. И мы, довольные, возвращались.

Я мужал, взрослел. Мне грянуло семь. Пространство двора уже тяготило нас с Хабибулем. Повсюду были соблазны: газированная вода, мороженое, пирожки с «павидлой» и прочие деликатесы, да и соки не надо сбрасывать со счетов. Ведь папа же не резиновый, словом, остро обозначилась финансовая проблема! И вот как мы совместили пространство и деньги… Билетные аппараты в троллейбусах и автобусах были тогда, мягко говоря, «полуавтоматические». Металлический ящик для денег с прозрачной крышкой с прорезью для монет, стальная пластинка-весы, на которую эти монеты сыпали, и катушка с билетами, которые ты сам себе и отматывал. Проезд в автобусе стоил пять копеек, но если у тебя была только двадцатикопеечная монета, то ты, показывая ее вновь вошедшим пассажирам, говорил: «Не опускайте, пожалуйста». Собирал с них пятнадцать копеек, а двадцать бросал в кассу и отрывал четыре билета: три раздавал, один брал себе. Понятно объяснил? Словом, сплошная честность и доверие!

И тут — пам-пам! — появляемся на арене мы с Хабибулиным! Поверьте, дорогие судьи, мы не знали, что совершаем преступление! Мы слышали от мам и пап это: «Не опускайте, пожалуйста», видели, как им давали деньги и они отрывали всем билеты. Вот и мы, удрав со двора, садились в любой троллейбус или автобус и колесили по Москве, отрывая всем желающим билеты и не забывая набивать карманы монетами. По прошествии нескольких поездок все дворовые мальчишки ходили табунами за нами с Хабибулем, и мы щедро угощали всех желающих «павидлой» с сиропом!