Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко

трудом стерев с лица дружелюбную улыбку, я попытался воззвать к правовому сознанию пришедших незнакомцев.

— Паспорт! — рявкнул один из штатских, сверкнув стальной фиксой на правой стороне челюсти. — Или не расслышал? Может, тебе уши прочистить?

— Хорошо, товарищ капитан, я дам вам паспорт, но потом, надеюсь, вы мне объясните цель вашего визита! — даже не взглянув в сторону грубияна в штатском, стараясь сохранить достоинство, ответил я.

Не без труда вспомнив, где он лежит, я протянул паспорт капитану, который внимательно просмотрел его, убедился в наличии штампа временной прописки, после чего выразительно пожал плечами, взглянув на того штатского, что был постарше остальных. Потом я понял, что этим жестом капитан сообщал, что со стороны милиции ко мне нет никаких претензий, а потому предлагал старшему группы в штатском действовать самому.

Тот, не изменив безразличного выражения лица, кивнул своим коллегам:

— Приступайте к обыску!

— К какому обыску?! — удивленно воскликнул я. — На каком основании? Где ордер, подписанный прокурором?

— Вы посмотрите, товарищ майор, уголовник-то пошёл грамотный! — с ехидцей заметил «фиксатый».

— Достаточно грамотный для того, чтобы знать, что для обыска частного жилья нужно иметь ордер, подписанный прокурором! И называть меня уголовником вы не имеете никакого права! — огрызнулся я. — И пока вы не предъявите мне ордер на обыск, я вам не позволю рыться у меня в комнате! — решительно заявил я и встал у них на пути.

(Наивный был тогда — нашёл с кем права качать!)

— Капитан, разберитесь! — брезгливо бросил старший в штатском. Видимо, ему не очень понравилось моё определение их действий: «рыться».

— Напрасно ты так, Доценко! — с неким сожалением вздохнул и покачал головой капитан милиции.

Ему явно не нравилось делать то, к чему его подталкивал старший в штатском и некоторым образом я сам своим непокорным поведением.

Реакция была быстрой и весьма эффективной, эти ребята не зря получали свою зарплату. Чётко и профессионально заломив мне руки за спину, они сцепили правую кисть наручником.

— Вы что, чокнулись здесь все? — вскричал я и попытался оказать сопротивление: как-никак, а мои восемьдесят пять килограммов и звание Мастера спорта по десятиборью предоставляли такие возможности.

Однако лучше бы я этого не делал: несколько профессионально направленных ударов по корпусу мгновенно не только сбили мне дыхание, но и ослабили желание сопротивляться. Меня подтащили к окну, насильно заставили опуститься на пятую точку и пристегнули вторую часть наручника к нижней трубе отопительной системы.

— Между прочим, точно так поступали и фашисты! — никак не желал успокоиться я.

— Ещё вякнешь что-нибудь подобное, и я тебе почки отобью! — как-то уж слишком спокойно, словно делясь чем-то обыденным, тихо проговорил «фиксатый».

— Хватит, старлей, займитесь делом! — строго приказал старший в штатском. — А вы, Виктор Николаевич, лучше помолчите, если не можете сдерживать свои эмоции! Грубостью вы только себе навредите! — вполне вежливо обратился он ко мне.

— Вы из Госбезопасности? — поинтересовался я.

— Догадались? — чуть заметно ухмыльнулся он. — Тогда не мешайте нам работать!

— Могу я задать один вопрос? — никак не мог успокоиться я.

— Только один!

— Разве сотрудники Комитета Государственной Безопасности имеют право вторгаться в квартиру к добропорядочным гражданам и обыскивать её, не имея на руках никаких документов?

То, что я услышал в ответ, заставило меня надолго задуматься…

— Собственно говоря, вы должны благодарить нас за то, что мы пришли без каких-либо прокурорских санкций, — устало проговорил он и пояснил: — Без санкций для вас, возможно, всё ещё обойдётся, а с ними, то есть когда делу уже дан официальный ход, точно бы лишились свободы. Так что сидите молча и молитесь, что на каком-то этапе в отношении вас произошёл незапланированный сбой и нас направили к вам без санкций.

Несколько часов, пока шёл обыск, я мучительно размышлял над словами старшего в штатском, пытаясь отыскать в них потаённый смысл, но только через много лет, когда нечто подобное повторилось с совершенно другими последствиями, я сумел по достоинству оценить справедливость этих слов и даже запоздало мысленно поблагодарить его за них.

Но до этого осознания нужно было ещё дожить…

За несколько часов обыска набралась такая куча бумаг, что работники Органов при всем желании не могли втиснуть их в прихваченные ими три портфеля. Выход из дурацкого положения нашел милицейский капитан.

Заметив на кухне ополовиненный мешок с картошкой, он спокойно высыпал клубни на пол, для порядка потряс им, подняв такую пыль, что едва сам не задохнулся, и принёс мешок в комнату.

— Пойдёт? — спросил капитан старшего.

— Лучше же всё равно не найдёте, — отмахнулся тот.

И в картофельный мешок стали аккуратно складывать мои рукописи, наброски сценариев, записи по стажёрской работе режиссёра и вообще всё, что им встретилось, написанное рукой или напечатанное на машинке.

Когда обыск был наконец закончен, меня отстегнули от батареи, «фиксатый» снял с меня наручник, сунул себе в карман, потом подхватил один край мешка, его коллега — второй, и они направились к выходу, за ними двинулись и капитан милиции со старшим в штатском.

Сообразив, что меня действительно не арестовывают, я немного воспрял духом.

— Извините, старшой, а к кому обращаться, чтобы вернули мои рабочие записи? — спросил я.

— Вот, звоните по этому телефону, — ответил он, быстро написав номер на бумажке.

— Надеюсь, что по нему кто-то ответит, — пробурчал я как бы про себя.

— Не сомневайтесь… — усмехнулся тот. — До свидания.

— Лучше прощайте… — совсем осмелел я.

Когда они ушли, я взглянул на часы: восьмой час вечера. Звонить по выданному мне телефону было явно поздно, и я отложил проверку на завтра.

Почему-то я был уверен, что врученный мне номер телефона принадлежит какому-нибудь следователю, который, услышав, кто звонит, начнёт «качать права».

Настроившись именно на такой приём, в девять тридцать утра я набрал номер, после того, как безо всякого интереса проглотил свою любимую глазунью с ветчиной.

Я был крайне удивлён, услышав довольно приятный молодой женский голос, вежливо оповестивший:

— Приёмная начальника УГБ по Ленинградской области полковника Надсона… Кто вы и по какому вопросу звоните?

Если бы не легко запоминающаяся и довольно редкая для СССР фамилия — Надсон, она вряд ли сохранилась бы в моей памяти:

— Я могу переговорить с товарищем полковником?

— Назовитесь, пожалуйста, — вежливо предложил голос.

— Режиссёр Доценко Виктор Николаевич!

— Минутку, Виктор Николаевич…

В первом издании этой книги, когда я представил рукопись Издателю, мне «посоветовали» не упоминать об эпизодах знакомства с будущим Президентом России, но сейчас, во втором издании, я решил написать, как всё было…

«Минутка» несколько затянулась, и я уже подумал, что сейчас секретарша передо мной извинится и распрощается, но в трубке раздался приятный баритон.

— Доброе