Мельничиха из Тихого Омута 2 - Ната Лакомка

Так меня и застал судья, когда вошел в кабинет.

— Опять переполох из-за вас, хозяйка, — хмыкнул Кроу, плотно прикрывая двери. — А вы проголодались, как я вижу?

— Когда не знаешь, что делать, — скромно заметила я, — лучше всего поесть.

— Золотые слова, — похвалил судья и достал из кошелька ключ с хитрой бородкой.

Открыв замок на шкафу, Кроу распахнул дверцы и принялся выгружать оттуда кипы пыльных бумаг, какие-то мешки и пару шкатулок.

Я наблюдала за этим с любопытством и даже предложила помощь.

— Хотите прибраться? — спросила я, подходя поближе и заглядывая в пыльные недра шкафа. — Тут хорошо бы щеткой по углам замести.

— Обойдемся без щетки, — судья что-то мысленно прикинул, потом вытащил пару полок и смерил меня взглядом. — Думаю, поместитесь.

— Что? — не поняла я.

— Полезайте в шкаф, — велел он.

— Зачем это? — растерялась я, а он уже подхватил меня за талию и с той же нежностью, с которой прогонял осла, запихнул меня на освободившееся в шкафу место.

— Сидите тихо и слушайте, — Кроу закинул в шкаф подол моей юбки и закрыл дверцы.

Стало темно и до невозможности пыльно. Помучившись, я задрала юбку и закрыла подолом рот и нос. Дышать стало труднее, но по крайней мере пыль не лезла в горло.

— Ведите человека, — услышала я холодный голос судьи, и вся обратилась в слух.

Хлопнули двери, затопали и зашаркали ноги, а потом раздалось знакомое кряхтенье и оханье — это привели Димака.

— Оставьте нас, — распорядился судья.

Дверь опять хлопнула, и я осторожно приникла к щелочке между дверцами шкафа. За столом сидел судья, и вид у него был до невозможности умный. Мне захотелось фыркнуть, но я сдержалась, потому что перед столом стоял Димак (сесть ему не предложили) и потирал бока, гримасничая и показывая, как он страдает от ослиного нападения.

— Имя? — отрывисто спросил судья, обмакивая гусиное перо в чернильницу и начиная что-то писать на грубом листе бумаги.

Перо заскрипело так, что у меня даже зубы свело.

— Димак Мэлори, — ответил мужчина, обвинивший меня в мошенничестве.

— Род занятий? — последовал новый вопрос.

— Торговец.

— Чем торгуете?

— Да чем только придется, — поняв, что его суда пригласили не по головке гладить, Димак перестал гримасничать и нахмурился.

— Вы обвиняли женщину на рынке в колдовстве, — судья отложил перо и посмотрел на допрашиваемого — пристально, блеснув темными глазами. — Потрудитесь объяснить, в чем суть обвинений. Вы сказали, она вас обманула?

— Провела, как мальчишку, колдунья проклятая, — буркнул Димак. — Только вряд ли вы мне поверите. Зря я это затеял, ваша честь. Но очень уж я разозлился, когда увидел эту бабищу. Если бы не этот осёл, придушил бы стерву.

— Попробуйте рассказать, — невозмутимо сказал судья. — А там решим — верить или нет.

— Я её в прошлом году встретил, — начал Димак, и по его тону было ясно, что он едва сдерживается, чтобы не сплюнуть. — Вернее, она сама меня нашла. Я тогда… подторговывал кое-какими редкими вещичками. Это теперь на мулов перешел, а год назад у меня другое дело было налажено… И все клиенты — важные-важные…

— Чем торговали? — перебил его судья.

— Пряностями, — ухмыльнулся Димак.

Последовала долгая пауза, и я понятия не имела, почему судья так завис. Подумаешь — пряности. Было бы чему удивляться. Да их в каждой десятой лавке — мешками.

— И что женщина?.. — спросил Кроу, наконец.

— Пришла ко мне ночью, заплатила золотом. Вот только ведьма она и обманщица, ваша честь. И золото это — проклятое. Я его в сундук положил, а через пару недель увидел, что там пусто. Только осенние листья. Пригоршня осенних листьев.

— Занятная история, — протянул судья. — Заплатила золотом, а потом это золото украли? А причем тут женщина?

— В том-то и перец, ваша честь, — с досадой протянул Димак, — что не украли. У меня всё на десять замков запиралось. И собаки вокруг дома — как волки. Пропало это золото. Одни сухие листочки остались.

— Колдовство? — деловито спросил судья.

— Колдовство, — с отвращением ответил Димак.

— Когда, говорите, это было? — судья снова заскрипел пером, записывая показания.

— В начале осени. Наверное, в конце первой недели сентября.

Мне в щелку было видно, как судья резко вскинул голову, посмотрев на Димака, но сразу же опять уткнулся в свои записи.

— А что женщина у вас покупала? — спросил Кроу, обмакивая перо в чернила.

— Всё, что женщины обычно покупают, ароматическую древесину, — хмыкнул Димак и начал перечислять загибая пальцы: — алое, кедр, лимон, апельсин, корень розы и ириса, и ещё листья розы. Меня сразу это насторожило…

— Что именно? — спросил судья мягко, словно подталкивая допрашиваемого к откровенности.

— Что ей понадобились листья, — пояснил Димак. — Обычно женщины, которые хотят кого-то приворожить, просят розовые лепестки. А этой понадобились листья. Листья!.. — с отвращением бросил он. — Поймала она меня на этих листьях! Ведьма!..

— Сколько она вам задолжала? — спросил судья.

— Двадцать золотых.

— За траву и кору? — удивился Кроу.

— Что бы вы понимали в женских штучках, господин судья…

— Вы правы, понимаю не слишком много, — согласился тот. — Но пытаюсь. Прочитайте и распишитесь, — он придвинул к Димаку исписанный лист бумаги.

— Да я неграмотный, ваша честь, — отмахнулся Димак.

— Да уж не лгите, сударь, — в тон ему отозвался судья.

Помедлив, Димак делано рассмеялся и склонился над столом, перечитывая показания.

— Всё верно, — буркнул он, закончив читать.

Судья протянул ему перо, и Димак поставил внизу текста размашистую подпись.

— Значит, и правда дело нечисто? — спросил он, вытаскивая из-за пазухи шапку и надевая её на голову.

— Вам лучше этого не знать, — ответил судья, посыпая лист песочком, чтобы просушить побыстрее чернила.

— И то правда, — согласился Димак. — Ведьмы — это по вашей части, простому человеку лучше с ними не сталкиваться. А деньги мне вернут?

— Вернут, — коротко ответил судья и поднялся из-за стола и прошел к выходу, а следом потянулся Димак.

Теперь я не видела мужчин, но слышала, как звякнули монеты.

Потом наступила тишина, а потом Димак благодарно забормотал:

— Спасибо, ваша честь… Видать, и правда дело важное…

— Просто помалкивай, если не хочешь оказаться в королевской тюрьме. И лучше уезжай поскорее из этого города.