Гостья - Стефани Майер

Пустота проглатывает меня. Ноги тщетно молотят воздух. Рукипытаются найти, за что ухватиться, что нибудь твердое. Холодный воздух бьет влицо, как смерч.

Звук удара я слышу раньше, чем чувствую… Ветра больше нет…

Зато пришла боль… Боль повсюду… Прекратите.

«Слишком низко», — шепчу я, превозмогая боль. Когда же этозакончится? Когда?…

Чернота поглотила мучения, и я благодарно расслабилась,радуясь, что страшное воспоминание наконец то закончилось. Чернота заслонилавсе, освободив меня. Я глубоко вдохнула, успокаиваясь, — привычка этого тела.Моего тела.

Но затем краски вернулись, и неистовая волна памяти снованакрыла меня.

«Нет!» — запаниковала я, испугавшись холода, боли и самогостраха.

Но это было другое воспоминание. Воспоминание внутридругого, последнего — как последний глоток воздуха — и все же, каким тонепостижимым образом, ярче и сильнее.

Чернота заслонила все, оставив одно лицо.

Лицо, которое выглядело для меня настолько же чужим, как дляэтого нового тела — безликие змеевидные щупальца моего прошлого носителя. Лицо,словно на картинках, с помощью которых меня готовили к этому миру. Их былосложно различить, разобраться в крохотных нюансах форм и оттенков —единственных показателях индивидуальности. Все одинаковые, как на подбор:посередине нос, над ним глаза, под ним губы, уши по бокам. Все чувства, кромеосязания, сосредоточены в одном месте. Череп обтянут мышцами и кожей, волосы —на самом верху и на странных щетинистых полосках над глазами. У некоторыхмужских особей щетина покрывает и нижнюю челюсть. Цвет варьируется оттенкамикоричневой гаммы: от бледно кремового до почти черного. Как еще их различишь,если не по цвету?

Это лицо я бы узнала из миллиона.

Я не могла отвести глаз от правильного, золотистокоричневатого прямоугольника с чуть выступающими скулами. Волосы, покрывавшиетолько верх головы и щетинистые полоски над глазами, были всего на несколькотонов темнее, чем кожа, — если не считать нескольких соломенно желтых прядок.Радужка глаз — чуть темнее волос, но тоже со светлыми крапинками. Крохотныеморщинки вокруг глаз; ее воспоминания подсказали, что это следы улыбок и яркогосолнечного света.

Я не знала, что здесь принято считать красивым, но вдругясно увидела, что передо мной — воплощение красоты. От него невозможно былооторваться. И как только я поняла, лицо исчезло.

«Мое», — пронеслась чужая мысль, которой там было не место.И я снова застыла, пораженная. Здесь должна быть только я. Почему же мысльпрозвучала так уверенно, так отчетливо?…

Невозможно. Откуда ей взяться? Теперь это я.

«Мое, — обрушилась я на нее, в каждую букву вложив всю своювластность и силу. — Все здесь мое».

«Почему же тогда я ей отвечаю?» — спросила я себя, и тут моиразмышления прервал звук голосов.

Где то совсем рядом со мной тихие голоса вели приглушенныйразговор.

— Боюсь, для нее это слишком, — мягко произнес глубокиймужской голос. — Впрочем, как и для любого. Столько насилия! — В тоне явнопрозвучало отвращение.

— Она только раз вскрикнула, — с ноткой ликования ответилболее высокий и резкий женский голос, словно подчеркивая, что победа остаетсяза ней.

— Знаю, — согласился мужчина. — Она очень сильная. Другие ис меньшим бы не справились.

— Она справится, я с самого начала говорила.

— Может, вам стоит поменять Призвание, — колко ответилсобеседник. «Сарказм», — подсказала память. — Стать Целителем, например, как я?

Женщина издала звук, означающий веселье. Смех.

— Это вряд ли. Нам, Искателям, как то ближе другие диагнозы.

Мое тело знало это слово, это название: «Искатели». По спинепобежали мурашки — остаточная реакция. Разумеется, мне то незачем боятьсяИскателей.

— Я порой гадаю, как вы справляетесь с инфекциейчеловечности, — все еще раздраженно произнес мужчина. — Насилие — часть вашейжизни. Неужели врожденный темперамент ваших тел настолько силен, что выполучаете удовольствие от всех этих ужасов?

Меня удивил обвинительный тон. Этот разговор был похож…похож на спор. Нечто, знакомое моему телу, но не мне.

Женщина защищалась.

— Мы не выбираем насилие. Мы с ним сталкиваемся понеобходимости. Вам, остальным, повезло, что есть ктото, готовый выполнятьгрязную работу. Мы трудимся ради вашего же спокойствия.

— Когда то трудились. Думаю, скоро ваша профессия исчезнет.

— Взгляните на эту кровать, и вы поймете, что заблуждаетесь.

— Всего лишь человеческая девушка, одна и без оружия! Да уж,страшна угроза!

Женщина с силой выдохнула. Вздох.

— Может быть, вы знаете, откуда она пришла? Откуда взялась вцентре Чикаго, давным давно цивилизованного города, в сотнях миль от любогоочага сопротивления? Как ей это удалось, одной?

Она задавала вопросы так, словно заучила их наизусть и неждала ответов.

— Это ваши проблемы, не мои, — сказал мужчина. — Моя задача— помочь этой Душе как можно безболезненнее адаптироваться в новом теле. И вымне мешаете.

Постепенно настраиваясь, приспосабливаясь к новому мируощущений, я только сейчас поняла, что речь обо мне. Я та Душа, о которой ониговорят. «Душа» — слово, у которого был еще и другой, новый для меня, смысл;слово, так много значившее для моего носителя. На каждой планете мы выбиралисебе новое имя. Душа. Полагаю, весьма уместное определение. Невидимая сила, чтоуправляет телом.

— Мои вопросы не менее важны, чем ваши обязанности.

— А вот с этим я бы поспорил.

Послышалось какое то движение, и женский голос внезапноперешел на шепот.

— Когда она будет готова отвечать? Действие снотворного уже,наверное, проходит.

— Дайте ей отдохнуть. Пусть сама во всем разберется ивыберет время. Представьте, какой она испытает шок, осознав, что находится вносителе бунтарке, которая к тому же пыталась совершить самоубийство, изувечитьтело! Как можно в мирное время обрекать себя на такое! — Голос его звенел отпереполнявших чувств.

— Она сильная… — Женщина перешла на успокаивающий тон. —Видите, как легко она справилась с первым, самым страшным, воспоминанием?!