Беседы о счастье - Аркадий Панц

На приеме у врача-гипнотерапевта происходит почти то же самое. Врач погружает пациента в трансовое состояние и, когда его разум отключается, внедряет ему в сознание какую-то полезную установку — например, меньше есть, чтобы похудеть. И пока в мозгу существует этот активный очаг возбуждения, пациент ест мало. Но установка для него чужая, как микроб для организма. Проходит время, его мозг гасит этот очаг инородной информации. С причинами переедания никто не работал, и пациент опять лопает без меры и вновь набирает вес. Есть вероятность, что за время вынужденной диеты человек привыкнет питаться правильно и сделает чужую установку своей, но она невелика. Иногда врач учит пациента искусственно поддерживать этот очаг возбуждения через самовнушение. Человек с сильной волей способен выполнять собственные указания довольно долго, даже пару лет, пока ему это не надоест. И мы опять получим временный результат.

Не подумайте, что я выступаю против гипноза. В начале своей психотерапевтической практики я много занимался гипнозом и пришел к выводу: эта методика хороша в двух случаях. Первый: она неплохо помогает отдельной категории пациентов, ведомых, пассивных, не желающих думать. Второй: с ее помощью можно быстро избавить пациента от каких-либо неприятных и мучительных симптомов, например от страха публичных выступлений. Пациент больше не страдает. И тогда с ним можно работать на перспективу другими методами и достигать стабильного улучшения.

Но как быть с остальными категориями пациентов? И с другими состояниями, такими как депрессия или трудности выбора?

Когнитивно-бихевиоральные методики — это когда человеку объясняют, что он делает неправильно, и учат, как поступать правильно.

Одна из главных идей когнитивной терапии заключается в том, что наши чувства и поведение определяются мыслями. Например, человек, находящийся дома один, услышал шум в соседней комнате. Если он подумает, что это грабители, то испугается и позвонит в полицию. Если подумает, что это соседи с верхнего этажа топают в ботинках по полу, то рассердится и отправится с ними беседовать. То есть он размышляет о событии и от его мыслей зависят его эмоции и поступки. Цель терапии — научить человека правильно мыслить. А потом психотерапевт проверяет, направляет и контролирует его поведение, пока пациент не научится вести себя должным образом.

Эта терапия отлично помогает тогда, когда человек растерян и не знает, как ему действовать. Но, друзья мои, прикиньте, сколько раз в жизни вы точно знали «как надо», притом что какой-то леший толкал вас под локоть, пинал в спину, и вы говорили и делали все наоборот! И терпели фиаско, и кусали себе локти от досады.

В институте я специализировался в области психиатрии — меня всегда интересовало, как работает психика человека, что происходит у него в мозгу, когда он думает и принимает решение, и мне всегда хотелось, чтобы люди меньше страдали и мучились из-за своего характера и врожденных особенностей личности.

После окончания института я рассчитывал получить специальность психотерапевта. Но сделать это оказалось непросто. В советские времена психотерапия считалась полулегальной и полумистической профессией, позволявшей неким загадочным образом, через слово и беседу, изменять поведение людей, и потому очень подозрительной. Поэтому ей обучали только в Ленинграде и Москве. Наверное, там за «душеведами» было проще осуществлять партийный контроль. В Латвии психотерапевтов не готовили.

После окончания медицинского института я работал сначала в Елгавской психиатрической больнице, затем в Рижской, потом полгода учился на психотерапевта в Ленинграде, в Институте усовершенствования врачей. Стал дипломированным психотерапевтом и в свободное время читал самиздатовское собрание сочинений Фрейда — толстенные ксерокопированные тома. Он в те годы не то чтобы был запрещен, просто находился в библиотеках в «ограниченном доступе». Чтобы получить книги Фрейда, требовалось вооружиться справкой о том, что он нужен вам для научной работы. Фрейд считался маргинальным философом, так как создал свою теорию на основе сексуального инстинкта, а это казалось и чересчур вольным, и опасным: признай право людей на сексуальную свободу, и еще неизвестно чего человек захочет! Фрейд поразил меня своей серьезностью и глубиной. И тем, что полно и ясно раскрывал, как работает у человека психика. В 90-е годы прошлого века в Латвии появились первые представители психоаналитической психотерапии — специалисты из Швеции. А потом нас вместе с другими постсоветскими странами включили в Европейскую программу обучения психоанализу. Мы прошли все долгие этапы обучения безо всякого снисхождения — и теорию, и полный курс персонального психоанализа длиной в несколько лет, чтобы понять себя и не вешать на больного собственные проблемы. Сдали экзамены. Получили сертификаты.

Психоанализ пришел на территорию бывшего Советского Союза. И остался с нами — думаю, навсегда — и как метод, и как элемент культуры.

Я скажу вам правду. Когда-то я думал, что те, кто приходит ко мне на прием, чем-то отличаются от основной массы населения. Я наивно полагал, будто бы они более странные и проблемные, менее приспособленные к жизни, чем все остальные люди. И жил в иллюзии по поводу того, что где-то есть «нормальное население», полностью вменяемое и адекватное, в то время как на приеме я имею дело с «особенными» людьми. О, как я тогда ошибался! В те времена я был погружен в работу, вел довольно замкнутый образ жизни, ограничиваясь общением с членами своей семьи и близкими друзьями. Как-то раз я гулял с шестилетним сыном по летней Юрмале и здоровался на улице Йомас со своими знакомыми. И сын меня всякий раз спрашивал: «Папа, это твой коллега?» — «Нет, это мой пациент!» — отвечал я. «Папа, это твой пациент?» — «Нет, это мой коллега!» После третьей «ошибки» ребенка я задумался. И заподозрил, что два мира, пациентов и врачей, смыкаются куда теснее, чем мне до того казалось. Потом я набрался профессионального опыта, отточил наблюдательность, стал посещать семинары в Голландии, в Лондоне и конференции в Москве. А моя жена занялась журналистикой, отчего круг моего общения невероятно расширился и я окончательно убедился в том, что мои пациенты практически ничем не отличаются от всех остальных людей. Более того, они часто куда адекватнее оценивают себя и являются гораздо более сильными как личности, чем те, кто живет вокруг и ни к какому психотерапевту не ходит. А в процессе психотерапии они становятся еще и более успешными и более благополучными.

Итак, если кто-то посещает психолога, психотерапевта или психоаналитика, это вовсе не значит, что он хуже, страннее и неудачливее вас. Просто человек захотел жить лучше, надоело ему наступать на одни и те же грабли годами, он подумал и принял решение: «Ага, надо пойти к психотерапевту! С его помощью я решу эту задачу или найду новый путь». Он осуществил задуманное. И фактически вытащил себя из болота сам, а доктор был лишь рычагом.