Колдун с Неглинки - Саша Степанова

в классе — не только Мирон так думал. Ее мама, тетя Яна, Янмаа, была тувинкой, а папа — русским. Но дело даже не в этом, а в том, что Алиса — она своя, лучший друг. И вряд ли его простит. Он бы сам себя не простил, вот разве что… Если бы во всем и правда была виновата чертова магия.

Мирон вскочил с компьютерного кресла, распахнул створки шкафа и забегал взглядом по корешкам. Для начала — «Гарри Поттер», затем — «Викканская магия», а в конце… «Молот ведьм»? Книги не помогут — разозлился он и хлопнул дверцей так, что задребезжало стекло. Вот бы проверить так, чтобы… наверняка.

Мирон снова лег. В холодном свете настольной лампы изучил левую ладонь. Обычная, не слишком чистая. Надо бы посыпать банеоцином и заново перевязать. Не хватало еще из-за бабки заражение схватить.

— Телефон хочу, — тихо сказал он, отворачиваясь к стене. — Как у меня, только новый.

Затем достал из-под подушки потертый «самсунг» — сообщений не было. Быстро, пока не передумал, написал: «Прости, не знаю, что на меня нашло». Подождал еще немного, но Алиса так и не прочла.

* * *

Утром нужно было тащиться на консультацию, и мама об этом знала — разбудила за час и, пока он вяло плескал в лицо чуть теплой водой, варила кофе и поджаривала на сливочном масле ломтики хлеба. Вчера случилось что-то плохое, от этого внутри было пусто, будто кусочек вывалился. Вспомнилось: Алиса. Я же Алису обидел.

— Мира, — неуверенно заговорила мама, пока он жевал и смотрел в окно. Думал: зайти за ней, как обычно, или в школе поговорят? А если она и там будет отмораживаться? — У меня к тебе вопрос.

— М-м? — На извинения так и не ответила, хоть и прочитала. Дурак, вот дурак…

Мама села напротив и положила перед собой белую коробочку, запечатанную в пленку. Под ее пальцами угадывались цифра 7 и добавление PLUS. Кофе встал у Мирона в горле.

— Твой? — Так значит, правда. Собственное тело вдруг показалось Мирону неподъемным. Он мотнул головой. — А откуда? Ты знаешь, он девяносто тысяч стоит.

Откуда? Об этом он не подумал. Да и хотел-то попроще, чтобы только быстрее работал и без царапин. Теперь не отбрехаешься…

Мирон поднял ладони:

— Я сейчас все объясню, это…

Мама ахнула:

— А с рукой-то что?

— Порезался, — ответил он быстро.

Казалось, мама вот-вот расплачется.

— Я поняла. Все поняла: рука, телефон… Мой сын — вор. Я воспитала преступника. Вот что. После школы мы вместе поедем туда, где ты его взял, и вернем. Я попрошу не подавать заявление. Если нужно — заплатим…

— Все не так! — вскинулся Мирон. — Это подарок от одного… человека.

— Даже если подарок… — Мама слегка смягчила тон, но взгляд ее остался настороженным. — Это слишком дорого. Верни его, пожалуйста, тому человеку и скажи, чтобы впредь так не делал. Если тебе нужен новый телефон, мы решим это сами.

Мирон взял коробку со стола и поплелся к лестнице. Вслед раздалось:

— Мы договорились?

— Да! — крикнул он и захлопнул за собой дверь.

Джинсы оказались мятыми, футболка тоже, да и черт с ними. Возвращать айфон было некому. Можно, конечно, пользоваться вне дома, но риск спалиться по неосторожности был велик, и тогда неизбежен скандал. А если продать? Тех денег, что можно было выручить, Мирон сроду в руках не держал. Хотя, раз теперь он маг, наверное, и их может пожелать. Интересно, что тогда появится. Ацтекские какао-бобы?..

Даже магия у него бракованная.

Алиса молчала. Убедившись в этом, Мирон швырнул старенький телефон в рюкзак и замер, озаренный очевидной мыслью. Он подарит айфон ей! После такого она точно не сможет больше обижаться. Один магический косяк как бы нейтрализует другой. От простоты решения даже голова болеть перестала. Мирон вышел из дома, будто уже был прощен — с легкостью. Так же легко прыгнул на скейтборд и покатил вниз по улице — Алиса, должно быть, уже в школе, из-за разговора с мамой он опаздывал.

Пахло дождем и влажной травой. Дорога от дома до школы занимала десять минут неспешным шагом — по прямой, мимо таких же таунхаусов за невысокими коваными оградами, всего три пересечения со съездами с главной дороги — и на месте. А на доске — не больше пяти. Мирон на всякий случай притормозил перед пешеходным переходом, пропуская настырно ползущую тонированную «девятку», и не сразу сообразил, когда та остановилась прямо перед ним. Еще подождал, но так ничего и не дождался. Пьяные они там, что ли? Лучше уступить. Он нагнулся, чтобы поднять скейт. Пассажирская дверь приоткрылась, и изнутри показались черные ботинки с длинными носами. Ботинки переходили в узкие джинсы. Всего остального Мирон разглядеть не успел — удар в плечо отбросил его на газон.

— Мобилу давай, — просипел пассажир «девятки». У него зверски тряслись руки. Он засунул их между коленями, пытаясь то ли согреться, то ли унять тремор, и выглядел откровенно фигово.

Мирон молча нашарил в рюкзаке «самсунг» и протянул дрожавшему парню. Тот повертел его перед глазами и швырнул об асфальт.

— Че там у тебя еще, давай. Быстрей давай!

— Денег нет, — сказал Мирон и получил еще один тычок. Каким-то невероятным образом этот тощий тип ухитрился завладеть рюкзаком и сейчас копался в его содержимом. Один на один Мирон бы его поборол. Но в машине ждал водитель, а может, кто-нибудь еще. В задний карман узких джинсов отправился кошелек с несколькими сотенными бумажками. Следом из рюкзака показалась белая коробочка в пленке.

При виде нее парень внезапно рассвирепел.

— Школота с-собачья, — процедил он и коротко сунул Мирону кулаком в лицо.

Как уехала «девятка», Мирон не видел — он стоял на коленях, уткнувшись лбом в траву, и пытался перетерпеть боль. Левая рука, казалось, раскалилась, и он коснулся ее прохладными пальцами правой. Подумал: «Чтоб ты сдох», подобрал разбитый телефон и рюкзак с раззявленной пастью.

Вдалеке тонко взвизгнули тормоза, металлически грохнуло и разлетелось. Зажав под мышкой скейт, Мирон побрел обратно домой. Никого не хотелось видеть. Думать о произошедшем — тоже.

Однако побыть в одиночестве было не суждено. Дома почему-то оказалась мама, хотя должна была уже уйти. Мирон привычно соврал, что навернулся со скейта, приложил к скуле замороженную курицу и уселся в углу, глядя в потолок.

— Бабушка Нина заболела, — сказала мама. — Я собираю вещи, мы с отцом едем в Питер. Пока на неделю, а там посмотрим.

Страшнее всего прозвучало это слово — «отец». Мама папу никогда так не называла — или по имени, или «папа», — а теперь оно было как звонкий костыль, на который