Бабочка и Орфей - Лина Аспера

забрала с собой чувство не-одиночества в огромном, равнодушном мире. К чему я, до сих пор мнивший себя полностью самодостаточным, вдруг оказался совершенно не готов.

Мерно тикают старые механические часы на моём запястье; постепенно из насыщенного раствора скорби, эгоистичных жалоб и детских воспоминаний выкристаллизовывается единственно уместное сейчас слово.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — слегка наклоняет голову Дрейк. Я вдруг обращаю внимание, что уровень коньяка в его снифтере остался таким же неизменным, как и в моём. — По домам или гудим дальше?

— По домам. Всё-таки начало недели.

— Как закажешь, — Дрейк взмахивает рукой, подзывая официантку. — Девушка, будьте добры счёт.

— Раздельный, — уточняю я, поскольку привычка коллеги по-гусарски сорить деньгами уже ставила меня в неловкое положение.

Дрейк едва заметно морщится, но заговаривает о другом: — Тебя подвезти?

— Спасибо, не нужно. Я лучше своим ходом погуляю, подышу свежим воздухом.

— Дело твоё, — звучит безразлично, но чутьё подсказывает мне: этот вариант Дрейку не особенно нравится.

— Спасибо, — в третий раз повторяю я, не зная, как ещё можно выразить глубину затопившей душу благодарности за неравнодушие к проблемам чужого, в общем-то, человека. Дрейк награждает меня не поддающимся расшифровке взглядом, собирается что-то сказать, но тут нам приносят счёт за два нетронутых бокала «Хеннесси».

***

В ночь со вторника на среду мне снится сцена из мифа о Персее и Андромеде, как она могла бы быть снята для очередного голливудского блокбастера. Прекрасная дева в белоснежном пеплосе прикована золотыми цепями к скале у моря. Широко распахнутыми глазами всматривается она в неспокойную сине-зелёную поверхность и тоненько вскрикивает, когда волны вдруг закручиваются воронкой метрах в ста от берега. Как по сигналу из-под воды вздымаются три драконьи головы на гибких шеях, средняя издаёт утробный рёв, от которого содрогаются камни. Чудовище приближается к жертве — медленно, неотвратимо, — а та бьётся в цепях с такой силой отчаянья, что кажется ещё чуть-чуть и вмурованные в скалу крюки не выдержат. Вот из моря показалась широкая грудь твари, закованная в чешуйчатую броню, вот торжествующе взметнулся в воздух гибкий хвост с острой пикой на конце — а дева уже сорвала голос и может только хрипеть. Монстр торжествующе взрыкивает, распахивая клыкастые пасти, и в этот полный драматизма момент с ясного неба в него бьёт серебряная молния. Точнее, крылатый конь, к спине которого прильнул воин в сверкающем панцире. Высверк острой стали — и у чудища остаётся всего две головы. Вскипает горячий, но быстрый бой, по итогам которого на мелководье уродливой кучей лежит обезображенный труп морского людоеда. Копыта Пегаса легко касаются земли, получивший всего пару царапин воин красиво спрыгивает с конской спины. Снимает украшенный высоким гребнем шлем, встряхивая смоляными кудрями, белозубо улыбается спасённой, и тут я просыпаюсь.

Светящиеся цифры на будильнике говорят, что до звонка осталось всего десять минут. Засыпать вновь не имеет смысла, поэтому я со вздохом переворачиваюсь на спину — так мне лучше думается. То, что сон был не моим, очевидно: слишком ярко отпечатались в памяти мелкие детали. Я даже могу с достаточной уверенностью предположить, кому он принадлежал в действительности: размытые черты лица девы, Персей, похожий на Дрейка, как брат-близнец, — сцена определённо снилась Ольге. Пускай наяву наш аналитик со всеми ведёт себя одинаково и исключительно по-деловому, но уже в третьем разделённом с нею сне я вижу синеглазого брюнета с римским профилем. Не понимаю причин, мешающих этим двоим договориться: оба умны, обоих можно смело отнести к образцам классической мужской и женской красоты, оба профессионалы в сфере IT. Даже некоторая разнополярность характеров способна стать надёжным объединяющим фактором: наподобие того, как притягиваются положительные и отрицательные электрические заряды. Тут я понимаю, что скатился к рассуждениям в стиле старой сводни, и возвращаю мысли в пристойное русло.

Не могу сказать, с какого возраста мне стали сниться чужие сны, и уж тем более, каким событием эта способность была включена. Сначала я вообще не понимал, почему иногда просыпаюсь с тревожной тяжестью на сердце, в подробностях помня сновидение от начала до конца. Озарение снизошло на меня где-то в старших классах вместе с интуитивным знанием настоящего хозяина грёзы. Позже я из праздного любопытства пытался искать общие черты снов, принадлежащих одному и тому же человеку, проводить анализ видений, опираясь на Фрейда, Юнга и иже с ними, но быстро осознал некрасивость таких занятий. Пускай это не я заказываю увидеть чей-то сон — копаться в чужой душе меня тоже никто не просит. Поэтому обычно я стараюсь не акцентировать внимание на приходящей таким странным способом информации, если только она не носит совсем уж однозначный характер. Как влюблённость Ольги, например.

Конечно, любой нормальный человек списал бы мою способность на чересчур богатое воображение. Однако, во-первых, я к категории нормальных не отношусь в принципе, а во-вторых, разделённые сны всегда так или иначе отражаются в будущих событиях реальной жизни. Поэтому совсем не обращать на них внимания, к сожалению, не получается.

***

Предсказание о мести шефа за испорченное начало рабочей недели сбывается в точности, чем добавляет очередной балл к Щёлоковскому реноме провидца. Жутко недовольный Дрейк без трёх минут одиннадцать уходит на мониторинг, и только в половине второго я пересекаюсь с ним, голодным и злым, почти у самой двери комнаты отдыха.

— Совсем грустно? — с сочувствием спрашиваю я. Выражение на лице Дрейка становится ещё более желчным.

— Два с половиной часа переливания из пустого в порожнее. И знаешь, с каким выводом? Надо собраться ещё раз!

— После праздников хотя бы?

— Три раза «ха». Через неделю, двадцать восьмого декабря. Если не тридцатого — об этом объявят дополнительно. Тимыч, почему люди идиоты?

— Ну, спросил. Над этим вопросом тысячелетиями бьются лучшие умы человечества, а ты от меня хочешь ответ услышать. Я могу только пожелать тебе буддистского спокойствия и посоветовать морально готовиться к вечеру тридцатого декабря в почётной компании.

Дрейк кривится с преувеличенным отвращением и великодушным жестом приглашает меня первым войти в комнату отдыха.

До конца перерыва остаётся совсем немного, почти все коллеги давно разошлись по рабочим местам — и это, собственно, то, почему я обычно затягиваю поход на обед. Правда, сегодня уловка не срабатывает: в чайно-кофейном уголке до сих пор идёт горячая дискуссия между нашей Ольгой и новичком из отдела веб-программирования.

— Значит, двоичное дерево поиска вас не устраивает низкой производительностью? — юноша гнёт брови и, виртуально, пальцы. Никак не могу вспомнить