Бабочка и Орфей - Лина Аспера
Шрифт:
Интервал:
— Пожалуйста, — я торжественно скрепляю рукопожатие. — Обращайся.
Ольга светло улыбается, кивает, и мы размыкаем руки. Я слежу, как она садится в полупустую «газель», и только когда маршрутка отходит от остановки, принимаюсь соображать, на чём и откуда надо уезжать мне самому.
***
Утром всё случившееся кажется очередным разделённым сном. Красочным, реалистичным, но абсолютно невозможным. Зимний вечер, красивая и умная собеседница, разговоры на темы, категорически неинтересные большинству обывателей, — такого просто не могло случиться со мной наяву.
Вспоминаю, что похожим образом рассуждал после второй барной пятницы в компании Дрейка. Тогда я опрометчиво хлебнул лишку, и Остапа понесло в философические дебри. Логично, если бы после этого посиделка стала последней — кому понравится сочетать хороший коньяк со всяким заумным бредом? — но каким-то чудесным образом традиция продолжилась.
А может, Ольге тоже не с кем поговорить о высоких материях такого рода? И получается, что повезло нам обоим, ведь когда рядом есть кто-то на одной волне с тобой, жизнь становится намного приятнее. На этой оптимистической ноте я наконец выбираюсь из объятий шерстяного пледа и принимаюсь за утреннюю рутину.
Звонок в дверь застаёт меня на кухне в ответственный момент перекладывания овсяной каши из кастрюли в тарелку. Я дёргаюсь и благополучно переворачиваю посуду на пол. Ну, спасибо, что не на себя.
Иду открывать дверь, попутно размышляя, чем теперь завтракать — порция хлопьев была последней, из съестного остались только кетчуп, пельмени и чёрствые остатки пятидневной буханки. Воленс-ноленс придётся выходить на улицу, где слепящее солнце и безукоризненная синева неба однозначно говорят о приличном морозе. Бр-р-р.
Ранним гостем оказывается соседка с верхнего этажа, тётя Шура. Мои родители получили эту квартиру незадолго до гибели, так что ребёнком я толком здесь и не жил. Настоящее знакомство с соседями случилось уже в сознательном возрасте, после переезда восемь лет назад. Сначала мы с тётей Шурой обменивались приветствиями, потом я несколько раз помог ей поднять на этаж сумки с продуктами, потом она угостила меня самодельным яблочным пирогом, и в итоге я сделался в её глазах кем-то вроде очень дальнего родственника.
— Здравствуй, Тимош. Не разбудила?
— Здравствуйте, тёть-Шур. Нет, не разбудили: время же почти десять. У вас что-то случилось?
— Да опять розетка, зараза. Я к ней только вилку поднесла, а она как шарахнет!
— Вы про ту, в которую телевизор включаете?
— Про неё, падлюку.
— Тёть-Шур, я ведь вам объяснял: не надо его каждый раз от сети отключать.
— Так огонёк же светится!
Непробиваемый аргумент. Огонёк светится, электричество расходуется, а пенсии еле-еле на хлеб хватает.
— Тимош, может, посмотришь, что с ней? Я-то Лёвке позвонила, но он занятой какой-то.
Лёвка — единственный сын тёти Шуры — в самом деле чрезвычайно занятый человек. Лично я о нём часто слышу, но вживую ещё ни разу не видел.
— Посмотрю, инструмент только возьму.
Я начинаю с элементарной техники безопасности: выкручиваю пробки, щёлкаю туда-сюда выключателем в прихожей — лампочка не горит. Благополучно снимаю тёмно-жёлтый от времени корпус розетки. Отверстия для штифтов вилки слегка оплавлены; хорошо было бы заменить это наследие хрущёвских времён, а ещё лучше — поменять проводку целиком. Только кому этим заниматься? Не тёте Шуре ведь. На этой мысли я аккуратно касаюсь отвёрткой винта, и тут что-то идёт не так. Не успеваю понять, что происходит, не успеваю даже испугаться. Просто перестаю быть.
*Sic transit gloria mundi (лат.) — Так проходит земная слава.
**«Серебряной пули нет» (англ. «No Silver Bullet») — широко обсуждавшаяся статья Фредерика Брукса об инженерии программного обеспечения, написанная им в 1986 году.
***Ка́ли-ю́га — четвёртая из четырёх юг, или эпох, в индуистском временном цикле. Характеризуется падением нравственности, поскольку добро в мире уменьшается до одной четверти от первоначального состояния в век Сатья-юга.
========== II (Ольга) ==========
Она плавает в формалине
Несовершенство линий
Движется постепенно
У меня её лицо её имя
Свитер такой же синий
Никто не заметил подмены
Флёр «Формалин»
Странно, почему я раньше не замечал, какой у тёти Шуры высокий и ровный потолок? Словно в современной новостройке, а не в разменявшей полтинник «хрущёвке». И отчего я не слышу вокруг себя испуганной суеты? Неужели отключка получилась такой долгой, что хозяйка успела вызвать «скорую» и убежала её встречать? М-да, позвала помощничка себе на голову.
Я пробую пошевелиться, и тело послушно отзывается. С кряхтением сажусь, морально готовый к последствиям вероятного сотрясения, но нет ни мушек перед глазами, ни тошноты, только затылок слегка побаливает. А мне везёт сегодня! Тут я наконец обращаю внимание на окружающее пространство и понимаю, насколько рано обрадовался.
Эта прихожая незнакома мне абсолютно. Лампа на потолке не горит, дневной свет идёт из коридора за аркой, перед которой я сижу. Слева от меня — круглый журнальный столик, на стеклянной столешнице лежит женская сумка. Стену над ним украшает репродукция какой-то из картин Рериха: розовые горы, парящие в сиреневом небе. Справа — вешалка с единственным серо-стальным пуховиком, ящик для обуви и узкий шкаф-купе. Я не мигая вглядываюсь в зеркальную поверхность его дверцы, а в ответ на меня не менее пристально смотрит красивая худощавая брюнетка в джинсах и синем свитере с высоким горлом. Лицо сердечком, большие тёмные глаза под дугами соболиных бровей, короткая стрижка — одним словом, Ольга.
— Что за?.. — говорю я почему-то высоким девичьим сопрано. Прочищаю горло и нервно заканчиваю: — …хренота.
Испуганно ощупываю собственное лицо, отражение в зеркале обезьянничает, повторяя движения. Я чувствую прикосновения, но черты под пальцами не мои, как, впрочем, и сами пальцы — тонкие, длинные, с идеальными овалами ногтей.
— Бля-я-я… — выдыхаю я, а следом вдруг срывается чужое, жалобное: — Ой, мама-а-а…
Начинает нестерпимо першить в носу, глаза переполняются горячей влагой. Ерунда какая, я же с шести лет не плачу, слёзные железы давным-давно должны были атрофироваться!
— Это сон, — внятно говорю сам себе. — Это редкий подвид разделённого сна, потому что в реальности такое на фиг невозможно. Обмен телами, херня полнейшая!
Речь обрывается сдавленным рыданием, и тут мне становится по-настоящему страшно. Сбывается давний кошмар из моего детства: тело совсем перестаёт подчиняться командам разума. «Дыши глубже», — приказываю я ему, но оно продолжает давиться истеричными всхлипами. «Успокойся, встань с пола», — Скрючивается в позе эмбриона, нещадно кусая пальцы, чтобы не завыть в полный голос. Я не знаю, как с этим
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!