Император под запретом - Сигизмунд Либрович

Но царевна решительно отказалась от этого брака, заявив, что никогда не выйдет замуж. Проживая одиноко в отдельном дворце, она не теряла, однако, надежды, что рано или поздно ей удастся сделаться русской императрицей. Рождение принца, который еще до своего появления на свет был объявлен наследником, не могло не вызвать тревоги в Елизавете и ее сторонниках, и радоваться им, конечно, было нечего.

Мрачно встретили рождение родственника Анны Иоанновны и те сановники и вельможи, которые рассчитывали посадить на русский престол жившего в Киле, в Германии, внука императора Петра I, сына царевны Анны Петровны, бывшей замужем за герцогом Голштейн-Готторпским, — двенадцатилетнего герцога Карла-Петра-Ульриха, единственного мужского пола потомка Великого Петра. Юный голштинский герцог, по мнению этих вельмож, как внук Петра имел гораздо больше прав стать наследником русского престола, нежели новорожденный принц, приходившийся двоюродным внуком императрице Анне Иоанновне.

Не мог радоваться и Бирон, всесильный и могущественный министр императрицы Анны Иоанновны, который лелеял надежду, что ему удастся женить своего сына Петра на принцессе Анне Леопольдовна и что таким образом русский престол перейдет к роду Бирона. Кроме того, Бирон ненавидел принца Антона-Ульриха, отца новорожденного, и опасался, чтобы тот в случае смерти императрицы не занял в государстве видной роли и не устранил от власти Бирона и его приверженцев.

Мало радости доставило рождение принца войску и народу. Боялись, что теперь еще больше усилится значение Бирона и ненавистных иноземцев, окружавших Анну Иоанновну и являвшихся, по общему убеждению, виновниками всех притеснений и невзгод, которые уже давно чувствовались войском и народом и вызывали глухой ропот и неудовольствие.

Иных же пугала мысль, что в случае смерти императрицы, которая стала часто хворать, бразды правления на многие годы — до того времени, когда новорожденный принц в состоянии будет сам управлять государством — перейдут в руки кучки вельмож, преследующих одни только личные свои выгоды.

Об общей радости по поводу рождения принца-наследника престола едва ли поэтому могла быть речь. Никто, однако, не решался открыто высказывать свои чувства, опасаясь преследований и опалы. Все делали вид, что разделяют радость императрицы.

Если были люди, искренно радовавшиеся событию, то принадлежали они к числу лишь тех, что окружали принцессу Анну Леопольдовну и ее супруга и надеялись упрочить еще больше свое положение при дворе и сохранить или получить выгодные места.

Крещение новорожденного принца, которому по желанию императрицы, в память его прадеда, царя Иоанна Алексеевича, дано было имя Иоанн, обставлено было большой торжественностью. А после крещения младенца понесли в отведенные для него заранее, с необычайною роскошью отделанные комнаты в Зимнем дворце, рядом с комнатами самой императрицы, и уложили в специально сделанную золотую колыбель с короной. Целый штат прислуги, придворных дам и камергеров был приставлен к новорожденному принцу. Сама императрица ежедневно несколько раз заходила в комнаты младенца, справляясь о здоровье своего любимца «Иоаннушки».

2

Спустя два неполных месяца после рождения принца Иоанна Антоновича, 5 октября 1740 года, с императрицей Анной Иоанновной за обедом сделалось дурно. Врачи нашли, что здоровье ее величества внушает опасение и что следует ожидать скорой ее кончины.

В виду этого Бирон в качестве первого министра спросил больную императрицу, не желает ли она особым манифестом точно определить, к кому в случае ее смерти должен перейти престол. Императрица подтвердила свое прежнее заявление о том, что избрала себе в законные наследники принца Иоанна. Но принцу было только еще два месяца, а потому следовало, по принятому обычаю, назначить регента, который до совершеннолетия Иоанна Антоновича держал бы в своих руках бразды правления, то есть управлял бы государством от имени младенца-венценосца.

Опасаясь, что в случае смерти императрицы могут по этому поводу возникнуть недоразумения и волнения, министры составили для подписи императрицы манифест, в котором указывалось, что в случае кончины ее до совершеннолетия наследника, принца Иоанна, «империя должна быть управляема по особому уставу и определению, кои изложены будут в уставе Правительствующего Сената».

Императрица подписала манифест, но необходимо было, чтобы она сама, кроме того, назначила лицо, которое после ее кончины заняло бы пост правителя государства. Так как императрица не указала, кого именно она желает назначить регентом, то сановники решили сами выбрать и предложить государыне подходящее лицо. По этому поводу среди сановников и вельмож начались рассуждения и споры. Одни желали, чтобы регентство было поручено матери принца, принцессе Анне Леопольдовне; другие находили, что регентом следует назначить принца Антона, отца будущего императора. Были такие, которые требовали, чтобы принц Антон и принцесса Анна совместно правили государством до тех пор, когда венценосный младенец, достигнув совершеннолетия, сам будет в состоянии принять управление в свои руки. Наконец, раздавались голоса, что регентом необходимо назначить одного из опытных в деле управления сановников, близко стоящих к императрице Анне Иоанновне.

В конце концов сановники остановили свой выбор на Бироне как лице наиболее опытном в деле управления и составили об этом манифест, который умирающая императрица подписала дрожащей рукой.

Анна Иоанновна скончалась 17 октября 1740 года, а на следующий день был обнародован указ, в котором объявлялось, что, согласно воле почившей императрицы, регентом до того времени, когда принц Иоанн — теперь уже наименованный императором — достигнет 17-летнего возраста, назначен герцог Бирон, который на основании этого получает «мочь и власть управлять всеми государственными делами».

Указ этот был разослан с особыми гонцами по всей России.

3

При дворе курляндских герцогов, в столице Курляндии Митаве, в конце XVII века служил конюхом некто Бюрен — немец, местный уроженец. У конюха Бюрена был внук, большой шалопай и повеса. Отправленный за границу, он записался в число студентов Кенигсбергского университета, но курса не кончил и поехал искать счастья в Петербург, надеясь получить какое-либо место при русском дворе, подобно многим другим иностранцам. Но надежды Бюрена не оправдались: его не приняли. Тогда он отправился сначала в Ригу, затем в Митаву, где ему удалось пристроиться в качестве канцелярского писца у обер-гофмаршала двора вдовствующей герцогини курляндской Анны Иоанновны — Петра Михайловича Бестужева-Рюмина. Однажды писец Бюрен во время болезни обер-гофмаршала, по поручению последнего, отвез герцогине в ее загородный замок какие-то бумаги для подписи. Ловкий, смелый, сообразительный, он сумел понравиться Анне Иоанновне толковым объяснением содержания всех тех дел, которые требовали ее решения. Подписав бумаги, Анна Иоанновна вступила с ним в разговор и в заключение выразила желание, чтобы он и впредь являлся к ней по делам, требующим ее подписи. Прошло всего несколько недель, и герцогиня назначила Бюрена своим секретарем, а немного спустя возвела его в звание камер-юнкера.