Жена на продажу, таверна на сдачу - Константин Фрес

в ней словно искала поддержку. И чувствовала себя так, будто эльф стоит за моей спиной и охраняет.

Странная, конечно, фантазия. Этот важный господин явно не стал бы со мной возиться и следить, чтоб старикашка меня не обидел.

Но все же так мне было спокойнее…

— Господин Якобс, — как можно тверже сказала я, — мы с вами говорили о моей свободе. Помните?

Якобс трясущимися руками расстегивал пуговицы плаща. За окном снова лил дождь и старик вымок до нитки. Но глаза его горели, как угли. И в лицо было страшно смотреть.

Якобс выглядел так, будто я не приумножила его состояние, а наоборот, по миру его пустила.

Казалось, его вот-вот хватит удар.

— Что, — прошипел он зло и радостно. — О какой свободе ты говоришь?

Я с трудом перевела дух.

— Иверсиль, — произнесла я четко, накладывая заклятье на старика. — Белое Слово.

— Чего ты там бормочешь?! — расхохотался он. Незнакомое слово он не понял, подумал, что я дар речи потеряла. Бормочу бессвязную кашу из проглоченных возмущений.

— Вы, — как можно тверже и как можно более отчетливее произнесла я, — обещали дать мне свободу в обмен на дюжину серебряных. Было это? Так вот, возьмите. С этого дня я вам не принадлежу!

И я протянула ему деньги.

Эльф многого мне не рассказал о Белом Слове. Я сама додумалась, что если старикашка возьмет деньги и не сдержит данного слова, Иверсиль его выжмет, как белье в центрифуге.

А не взять серебро старикашка не мог.

Мой расчет оказался верным.

Якобс, увидев деньги, пакостно рассмеялся, и вырвал у меня монеты с ужасной, отталкивающей жадностью и грубостью.

Пересчитал их, гнусно посмеиваясь, и ссыпал себе в кармашек.

— Так я свободна? — спокойно произнесла, глядя, как он поглаживает набитый монетами карман. — Вы обещали!

— Не раньше, чем ты скажешь, откуда взяла мясо и специи, — прокаркал он злорадно.

— А вот это вас не касается, — сохраняя достоинство, ответила я. — Я никого не убила, не ограбила. Я заработала эти деньги честно. Я отмыла вашу таверну и привела ее в порядок в соответствии с вашим приказом. И считаю, что договор исполнила. Так что…

— Да мало ли, что ты там считаешь! — закричал Якобс мерзко. — Я тут хозяин! Я буду считать, что исполнено, а что нет!

— Вы взяли деньги! — вспыхнула я, не выдержав.

Якобс осклабился.

— И что же? — гадко произнес он. — Взял и взял. Неси еще столько же, тогда получишь свободу! Может быть! Цены-то растут! Так что и на тебя цена выросла… вдвое!

— Но вы обещали, — в страхе произнесла я, растеряв свой боевой пыл и отступая. Мне показалось, что Иверсиль не действует. Испарилась магия?! Или эльф что-то напутал?

Или вообще… обманул, чтобы о меня отвязаться?!

На миг я почувствовала себя полной дурой. И мне стало страшно до черноты в глазах, потому что папаша Якобс наступал на меня с мерзкой ухмылкой.

Что он задумал?!

Взгляд у него был плотоядный, сальный. Он осматривал меня с головы до ног, медленно, оценивающе, и ничем хорошим это кончиться не могло…

— Ничего я тебе не обещал, — гадко ответил он, протягивая ко мне руки с более чем понятными намерениями. — Ты — моя собственность. И весь твой заработок принадлежи мне. Поняла? Какая еще свобода?

— Но продукты, на которых я заработала, вам не принадлежали! — в отчаянии вскрикнула я, цепляясь за надежду, что Иверсиль все же сработает.

И он сработал!

Якобс вдруг поперхнулся своим гадким смехом, выпучил глаза и присел.

Его в бараний рог скрутило, будто у него печеночная колика началась. Он упал на пол на четвереньки, рыча от ломающей его тело боли.

— Врача! — прохрипел он. По лбу его градом катился пот. — Врача-а-а…

— Врач не поможет, — хладнокровно ответила я, переведя дух. — Это не болезнь. Я заклятье на вас наложила.

— Какого дьявола, какое еще заклятье?!

— Эльфийское. Чтобы вы не смели меня обманывать и нарушать данное мне слово. Если вы будете отрицать договорённость, вам будет только хуже. Не смейте врать! Ну, так что, обещали вы меня отпустить за двенадцать серебряных?

Якобс молчал. Он попытался вытерпеть боль, как-то привыкнуть к ней, но Иверсиль надавил крепче, и Якобс взвыл раненным быком.

— Обещал, обещал! — вопил он.

Кажется, ему тотчас стало легче. И я поспешила задать еще один вопрос:

— Так я свободна? Договор ведь исполнен?

Якобс вдруг взвыл, словно рукой в капкан попал, и из последних сил выкинул из кармана мои деньги.

Иверсиль тотчас перестал его душить, и Якобс, зловеще пыхтя, кое-как поднялся на ноги.

Глаза его налились кровью о злобы.

— Отпустить тебя? — пророкотал он злобно. — Ты что, думаешь, я дурак? И не понимаю, откуда это все?

Тут он рассмеялся так, что я чуть от страха не померла.

— Это Дар! — торжественно и страшно произнес он. — Он был у моей жены, этот дар! И теперь вот у тебя… он на тебя перешел! Дар моей таверны! Кто ж тебя отпустит с Даром?!

— Я тут не причем! — заверещала я, отступая. — Какой еще Дар? Это все шкаф!

— Это шкаф, откуда матушка доставала разные вещи! — пришел мне на помощь и Карл. Он услышал, как мы спорим, и сбежал сверху. — Я сам видел, как Адель оттуда все достает!

Якобс снова расхохотался.

— Да черта с два это шкаф! — проорал Якобс. — Это вообще другой шкаф! Когда она умерла, я перенес ее шкаф к себе в комнату! Но он не дал мне ни черта! Как бы я не просил! И Карл никогда ничего не доставал из шкафа, да и из любого другого места! Это все ее Дар! Она владела этой таверной, а когда умерла, Дар остался в этих стенах! И он тебя выбрал! Я ж для того тебя и покупал, дура! Думал, дай попробую, а то жить не на что. И все получилось!

Он снова жутко, адски расхохотался.

— Иверсиль! — вдруг звонко выкрикнул Карл. — Белое Слово! За что ты так с матерью?! Зачем ты уморил ее?

— А? — насторожился Якобс, услыхав что-то знакомое.

Карл наступал на отца с горящими глазами.

— Она умерла, не дождавшись врача! — горько