Вся моя жизнь - Джейн Фонда

Пока я прошла недолгий путь по пляжу Санта-Моники до того места, где он жил, летняя гроза унеслась на запад; туфли я несла в руках, решительно подставив лицо ветру и убеждая себя, что мне всё равно, примет он меня или нет. В любом случае я не собираюсь становиться актрисой. Однако, когда я приблизилась к задней двери его дома, отряхнула ноги от песка и надела тщательно подобранные к платью туфли на высоких каблуках, в которых ноги должны были казаться красивее, сердце мое бешено пульсировало в глотке.

Я глубоко вдохнула, постучала в дверь и стала ждать, прислушиваясь к биению своего сердца. Наконец дверь открыл невысокий мужчина в очках, с необыкновенно высоким лбом, обрамленным седыми волосами. Говоря отрывисто и немного в нос, не глядя на меня и не представившись, будто оторвался от важных дел, он впустил меня и предложил присесть в гостиной. У него был какой-то незнакомый мне акцент – нью-йоркского еврея средних лет из Нижнего Ист-Сайда, но тогда я этого не поняла. До меня дошло, что это и есть тот самый Ли Страсберг, к которому я шла на собеседование. Он походил скорее на раввина или зубного врача, нежели на прославленного педагога по актерскому мастерству. Вид у него был недовольный – наверное, сердится, подумала я. Мне редко доводилось общаться с людьми, не соблюдавшими светские правила приличия, хотя позже я оценила это его качество – никаких фальшивых любезностей. Ему можно было доверять. Он говорил то, что хотел.

Он сел, посмотрел на меня и произнес: “Итак…” Последовавшую паузу прервал странный звук – он резко выдохнул через носоглотку. В фильме “Крестный отец II” он весьма эффектно проделал тот же фокус в сцене с Аль Пачино. Холодный взгляд его глаз, чудовищно огромных за толстыми стеклами очков, парализовал меня. Затем я почувствовала, как его отпустило и в душе что-то смягчилось. Возможно, он заметил, до какой степени я напугана. Как он сказал мне несколько месяцев спустя, я так отчаянно старалась выглядеть воспитанной, приличной барышней, что буквально впала в ступор. Я спросила, почему же он меня всё-таки принял на курсы, и он ответил: “Твои глаза. Что-то такое было в твоих глазах”.

Еще раньше, тем же летом, мне довелось познакомиться с его дочерью Сьюзен. Она, ее брат Джонни, примерно того же возраста, что и Питер, и протеже Ли по имени Марти Фрид часто бывали в доме на берегу моря, который снимал мой папа. У Сьюзен Страсберг было маленькое личико с правильными чертами и сияющая, словно цветы магнолии, кожа; она имела огромный успех на Бродвее в спектакле “Дневник Анны Франк”, а годом раньше составила дуэт с моим отцом в фильме Сидни Люмета “Очарованная сценой”. Мне она казалась опытной и чрезвычайно уверенной в себе.

В течение месяца с лишним, день за днем, играя с ней и Марти в шахматы, я отбивалась от их попыток привлечь меня к частным занятиям с ее отцом. “Почему бы не попробовать?” – приставали они. Я упорно отвечала, что не хочу быть актрисой, однако впереди у меня маячил непростой вопрос – что делать осенью. И в конце концов я неохотно сдалась. Я стала актрисой за неимением других вариантов!

Ли Страсберг известен как автор и пропагандист особого метода, основанного на системе Станиславского. Это была даже не строгая теория, а исключительно американская адаптация его учения, которое Ли, сам прежде актер и режиссер, а позже – преподаватель актерского мастерства, дополнил многими собственными тезисами. В 1949 году, через два года после того, как Элиа Казан, Шерил Кроуфорд и Роберт Льюис основали свою Актерскую студию, Ли пригласили туда работать, и вскоре он стал художественным руководителем Студии и единственным педагогом по актерскому мастерству. Среди его воспитанников были многие знаменитые актеры и актрисы того времени – Джеймс Дин, Пол Ньюман, Джоан Вудворд, Энн Бэнкрофт, Джеральдин Пейдж, Аль Пачино, Джули Харрис, Рип Торн, Бен Газзара, Салли Филд. Они играли с новым, невиданным доселе реализмом, вкладывали в свои роли больше личного и сокровенного, чем могла воспринять основная масса театралов. Они не изображали – они были.

Меня приняли на частные курсы Ли Страсберга – ступенью ниже Актерской студии и вместе с тем на ступеньку ближе к кружку одного из лучших театральных педагогов в стране. Всё это стало возможным благодаря тому, что Пола Страсберг, супруга Ли, занималась с Мэрилин Монро, а та играла в голливудском фильме “В джазе только девушки”. Так семья Страсбергов попала в Голливуд и поселилась на побережье недалеко от нас. Это случайное стечение обстоятельств изменило мою жизнь.

Помню, как мы со Сьюзен Страсберг пришли к ее матери на съемку ленты “В джазе только девушки”. Девочкой я не раз бывала на съемках у отца, но взрослой оказалась на киностудии впервые – и постаралась ничего не упустить. Как только за нами с глухим стуком захлопнулась тяжелая, обитая мягким материалом двустворчатая дверь киносъемочного павильона, я будто перенеслась в другой мир, неведомый и таинственный, – мой сын, тоже актер, называет его “цивилизацией внутри цивилизации”. Съемочная площадка – не самая комфортная среда для постороннего человека. В таких случаях всегда чувствуешь себя лишней, не посвященной в тайну, позволяющую проникнуть в это огромное, загадочное помещение с мягкой обивкой на стенах и таким высоченным потолком, что разглядеть его можно, лишь запрокинув голову. В самом его центре – круг света, средоточие энергии, хранилище тайны. На черном полу змеями извиваются кабели, поднимаются в гигантские короба на шестах – к “солнечным” прожекторам, силуэты которых вырисовываются в ореоле сияния, словно спины стражей. У всех, кроме тебя, есть связанная с этим светом работа. Все говорят полушепотом, кажется, что приглушенные голоса зависают перед лицами. Люди вежливы, но ты чувствуешь, как невидимые канаты тянут их от тебя к этому месту. Пронзительно взвывает сирена. Ты подскакиваешь, оборачиваешься и видишь вертящийся над двойной дверью красный фонарь, как на полицейской машине. “Тихо!” – раздается чей-то крик. После слышен только шепот. Еще возглас: “Камера!” Потом: “Внимание, начали!” – и световой вакуум поглощает все звуки и энергию.

Тот съемочный день выдался страшно напряженным и волнительным как из-за большого скопления ярких кинозвезд – Мэрилин, Тони Кёртиса, Джека Леммона и режиссера Билли Уайлдера, – так и из-за того, что Мэрилин Монро всё время забывала слова и приходилось делать много дублей. Снимали самое начало фильма, когда она едет в поезде, в спальном вагоне, с переодетыми в женские платья Тони Кёртисом и Джеком Леммоном.

Сьюзен Страсберг молча указала своей маме на меня. Пола сидела в складном матерчатом кресле позади камеры и внимательно следила за событиями в круге света. Пола Страсберг была большой женщиной. Всё в ней было большим – глаза, лицо с высокими скулами, тело в свободном черном платье, шаль песочно-бежевых тонов и этнические украшения. Так и хотелось залезть на ее широкие колени и прижаться к широкой груди. За толстыми стеклами очков глаза казались большими, как у совы, светло-рыжие волосы, заплетенные в косы, собраны на затылке в пучок. Когда-то она, очевидно, была красавицей, как ее дочь Сьюзен.

Казалось, дальше не дышать было бы уже невозможно, но тут чей-то голос выкрикнул: “Стоп!” Люди вдруг активно зашевелились, вышли из темноты, приступили к выполнению своих обязанностей в круге света, предписанных регламентом киносъемки. Затем в темноту шагнула Мэрилин Монро, унося свет на поблескивающих волосах и коже. Вместе с Полой она подошла к нам, кто-то накинул ей на плечи розовый махровый халат – прикрыть ее полупрозрачную ночную сорочку. Ее тело как бы предшествовало ей, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не пялиться на нее. Но, взглянув на ее лицо, я увидела большеглазое, испуганное дитя. Поразительно! Никак не верилось, что прямо передо мной – она, в золотистом радужном сиянии, здоровается со мной и говорит с придыханием, голоском маленькой девочки. Я сразу полюбила ее за эту беззащитность и обрадовалась, что у нее есть такая большая добрая няня – Пола. Она была очень любезна со мной и Сьюзен, но, безусловно, претендовала на неразделенное внимание Полы – без нее она не сумела бы вернуться и еще раз проиграть эпизод. Я не понимала, как чуть ли не самая знаменитая женщина в мире может выглядеть такой перепуганной. Мы поболтались там еще немного, поздоровались с Билли Уайлдером, которого я знала в детстве, и с Джеком Леммоном, с которым я встречалась на той же киностудии, когда он снимался с моим отцом в “Мистере Робертсе”. Потом мы вышли из сумрака на слепящий солнечный свет в ту цивилизацию, которая была реальностью. Но впервые я оставила частицу себя в том световом круге посреди темного пространства, за двойной дверью с мягкой обивкой.