Тайный наблюдатель - Мария Александровна Скрипова

– Не надо, не бейте его, – произносит Марина. – Я скажу. Я сделала аборт, отец ребенка даже не знал о его существовании. Я сама решила, испугалась, что моя жизнь станет такой же, как у матери. Но это все, мне больше не в чем признаваться.

– Следующий, – без единой эмоции отвечает наблюдатель. Указывая острием ножа на Богдана. – Ты.

– Это бред, что изменится, если мы все изольем тебе душу, убивать нас будет легче? Все люди в чем-то виноваты и о чем-то жалеют, но это не значит, что мы плохие и заслуживаем смерти, – отвечает Бодя. – Она рассказала, отпусти ее. Иначе какой в этом смысл?! – Психопат в капюшоне головой качает, угрожающе проводя по лезвию. – Хочешь правды, хорошо, подавись! Я женился потому, что мне приказал отец, иначе он перекрыл бы все мои счета. У нас есть сын, который не получает внимания ни от матери-истерички, которая вечно попадает в психушку с попытками суицида, ни от отца-алкоголика, который предпочитает проводить вечера с бутылкой дорогого скотча, а не с семьей. Это ты хотел услышать? Я трус и тряпка, – на Кишу смотрит, стискивая зубы. – Но не все так очевидно. Люди меняются. Перед тем как поехать в этот поход, мы с Лилей подали заявление о расторжении брака, а я нашел новую работу, подписал бумаги об увольнении. И здесь я только для того, чтобы исправить свои ошибки и постараться вернуть девушку, которую на самом деле люблю.

– И ты думал, что я приму тебя обратно после всего этого? – не выдерживает Киша, обиженно мотая головой. – Да иди ты к черту, Богдан!

– Ты права, Мариш, я хотел этого, думал, что все можно исправить, но теперь понимаю, что слишком поздно, – вздыхает он, переводя взгляд на наблюдателя. – Наши действия привели к тому, что одна невинная жизнь оборвалась, не успев родиться. Но это моя вина, мои решения подтолкнули ее к такому шагу. Если кто-то и должен ответить, то это я, а не она.

– Теперь ты, – ничего не отвечает наблюдатель, с тем же холодным безразличием указывая лезвием на блондинку. – Говори.

– У меня есть старший брат – он инвалид, прикованный к креслу. У него перелом позвоночника, от шеи тело полностью обездвижено. Мы живем вдвоем, – отвечает Лада. – Мать отказалась от нас в детстве, мы выросли в приюте. Он всегда заботился обо мне, защищал, а потом… Несчастный случай в детском лагере, он упал с большой высоты, полез на гору и сорвался. Это я виновата, в тот день я лежала в медпункте, потому что спрятала от него и съела целое ведерко мороженого… Если бы я не заболела, он бы не пошел туда, не полез… Все должно было быть по-другому…

– Да ты издеваешься! – не выдерживаю, смотрю на наблюдателя. – Винишь Маринку с Богданом из-за аборта. Киша бросила институт, потому что не может себя простить, на фельдшера учится, чтобы людям помогать! Она бы при всем своем желании не смогла поднять ребенка одна, их семья и так еле сводит концы с концами. А Богдан даже не знал, что она была беременна. Может, он и не прав в том, что послушал своего отца, но никто из нас даже представить не может, что значит сосуществовать с папашей-тираном, который всю жизнь унижал свою семью. А Лада? Ее за что? За ведро мороженого или за то, что девочка всю жизнь с чувством вины живет? Тебе самому-то от всего этого не смешно? Тима обвинишь, что девчонки на него вешаются, а Ритку за пакет чипсов на диете? Ты людей пачками режешь и еще хочешь, чтобы мы в чем-то сознались? У каждого человека есть секреты, и каждому из нас хотя бы раз в жизни было за что-то стыдно! Кто тебе дал право решать, кому жить, а кому умереть?

– Теперь ты, – указывает на Казанову, не отводя от меня холодный, пробирающий до костей взгляд. – Твой друг сам все скажет.

– Нет, катись в ад, – сквозь зубы произносит Тимофей. – Ты больной ублюдок, и тебе плевать, что мы скажем. Я не стану играть по твоим правилам! – Наблюдатель к блондинке подходит, подставляя нож к горлу. – Не смей…

– Говори, иначе она умрет, – проводит лезвием по шее, оставляя рядом с порезом от стрелы еще одну царапину. – Мне продолжить или я подошел не к той девушке?

– Прекрати, – сжимает кулаки друг, поворачиваясь ко мне. – Я спал с Ритой.

– Что? – не понимаю. Нет, этого не может быть. Ерунда! – Ты и Рыжик? Бред! Когда?

– Это продолжалось полгода. Я – полный идиот, – отвечает Тим.

Словно битой по голове, не могу собрать мысли. Мой лучший друг, почти брат и… Рита?

– Сема, – пищит предательница. На глазах слезы, на меня смотрит. Видеть ее больше не хочу. Их обоих. Как я мог быть таким слепым? – Это было ошибкой. Я не знаю почему… Семочка. Мы поставили точку, этого больше не повторится… Я тебя люблю…

– Что-то добавишь к признанию своего любовника? – спрашивает ее наблюдатель. Ритка головой мотает, плачет, виновато опуская глаза. – Остаешься ты, Семен…

– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать. То, что я половину курсовой с интернета скачал? Или когда Ритке обещал не есть мясо, а уже вечером бежал к холодильнику, нарезая бутерброды с колбасой? – усмехаюсь. К Рыжику подходит, за волосы ее берет, задирая шею назад. – Не надо…

– За что ты винишь себя? – спрашивает во второй раз. – У тебя тридцать секунд…

– Не было ничего сверхъестественного, все как у всех. В детстве тридцать рублей из кармана отца стащил! Духи мамины пролил на ковер и соврал, что это барабашка! Я не понимаю, что ты хочешь услышать?!

– Тяни время, – шепчет Казанова. Осколок откуда-то достал, почти разрезал скотч на ногах. Что-то задумал. Лада тоже заметила, головой мотает, почти умоляет. Не послушает, герой-любовник, всегда впереди… – Еще было, – вспоминаю. Тянуть так тянуть, не время для разборок. – У нас как-то свидание намечалось, двойное. Тим с ангиной слег, он дал мне ключи от машины отца, а я в мусорный бак въехал, не нарочно, водить еще толком не умел. Говорить стыдно стало. На бампере царапины, я их фломастером раскрасил и в гараж загнал.

– Так вот за что мне тогда отец неделю домашнего ареста впаял, – усмехается Тим, дорезая скотч на руках.

– Зря, – произносит наблюдатель, за волосы Рыжика к себе подтягивает. – Я предупреждал…

– Стой! – кричу я. В миллиметре от кожи лезвие останавливается. – Я виноват. Виноват в том, что ничего не знаю о самых близких мне людях, что меня не было рядом, чтобы