Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке - Джаред М. Даймонд

Давайте для начала сравним, как рассматривается гражданский иск в государственной и негосударственной системах правосудия. Сходство заключается в том, что в обоих случаях имеет место вмешательство третьей стороны — посредника, который должен разделить спорящих и дать им время остыть. Эти посредники — опытные переговорщики, такие как Ягин на Новой Гвинее, “вождь в леопардовой шкуре” у нуэров или адвокат в современной судебной системе. Государства располагают и другими типами посредников: многие споры улаживаются до суда третьими лицами, такими как третейские судьи или консультанты страховых компаний. Несмотря на то, что американцы имеют репутацию сутяг, большинство гражданских исков в Соединенных Штатах урегулируется до их рассмотрения судьей. Некоторые немногочисленные группы, монополизировавшие тот или иной ресурс, — например, ловцы омаров из штата Мэн или торговцы алмазами — обычно разрешают свои разногласия самостоятельно, не привлекая государство. Только если переговоры с участием третьей стороны не дали результата, удовлетворяющего обоих спорщиков, применяется способ разрешения конфликтов, принятый в соответствующем обществе, — насилие или война в негосударственном сообществе и формальное судебное разбирательство в государстве.

Еще одно сходство между системами правосудия негосударственных сообществ и государств заключается в том, что выплаты часто делает не только виновная сторона, но и многие другие участники события. В обществе западного типа мы покупаем страховку на тот случай, если наш автомобиль причинит ущерб другому автомобилю или человеку, или на случай падения человека на скользких ступеньках нашего крыльца, которые мы не почистили. Мы и многие другие платим страховые взносы, что позволяет страховым компаниям выплачивать страховые премии; на деле это означает, что за нашу вину расплачиваются также другие владельцы страховых полисов, и наоборот. Сходным образом в негосударственных сообществах родственники и члены клана принимают участие в выплатах долга одного индивида; например, Мало сказал мне, что жители его деревни скинулись бы на компенсацию за смерть Билли, если бы Мало не работал в фирме, способной взять это на себя.

В государствах гражданские иски, разрешение которых напоминает новогвинейские переговоры о компенсации, часто касаются партнеров по бизнесу, участвующих в долговременных проектах. Когда возникают разногласия, которые участники не могут разрешить сами, одна из сторон может потерять терпение и обратиться к адвокату. (Это гораздо более вероятно в Соединенных Штатах, чем в Японии или других странах.) В случае долговременных контактов, построенных на доверии, обиженная сторона может счесть, что ее лишают преимуществ, предают; особенно болезненно это воспринимается, если взаимодействие однократно (например, при первой сделке между сторонами). Как и при новогвинейских переговорах о компенсации, осуществление деловых разбирательств при помощи юристов охлаждает страсти, потому что яростные личные выпады участников конфликта заменяются (хотелось бы надеяться) спокойными разумными доводами адвокатов; тем самым снижается риск того, что позиции сторон станут еще более непримиримыми. Когда имеется перспектива продолжения выгодного делового сотрудничества, возникает мотивация к принятию решения, позволяющего сохранить лицо, — точно так же, как у новогвинейцев, живущих в одной или соседних деревнях и знающих, что им предстоит иметь дело друг с другом всю оставшуюся жизнь. Тем не менее друзья-юристы говорили мне, что искренние извинения и эмоциональное примирение в новогвинейском стиле — редкое явление в корпоративных конфликтах, и максимум, на что можно рассчитывать, — это письменное извинение как тактический прием при достижении соглашения. Если, однако, деловые партнеры участвуют в разовой сделке и не рассчитывают сотрудничать в дальнейшем, мотивация к мирному разрешению конфликта оказывается ниже (как это имеет место и у новогвинейцев или нуэров — членов удаленных друг от друга общин) и увеличивается риск того, что противостояние примет форму, эквивалентную войне в негосударственном сообществе, — форму судебного разбирательства. Впрочем, судебные тяжбы — дорогое удовольствие, их исход непредсказуем, и даже участники разовой сделки испытывают сильный соблазн заключить соглашение.

Еще одна параллель между разрешением споров в обществах двух типов может быть проведена, когда речь идет о международных конфликтах, а не противоречиях между гражданами одного и того же государства. В то время как некоторые международные споры теперь разрешаются Международным судом ООН путем достижения соглашения между правительствами стран, другие разрешаются так же, как в традиционных сообществах, только в большем масштабе: путем переговоров (прямых или при участии посредников) и с пониманием того, что провал этих переговоров может послужить спусковым механизмом военных действий. Примерами подобного развития событий могут служить конфликт 1938 года между гитлеровской Германией и Чехословакией из-за Судетской области, в которой этнические немцы составляли большинство населения (посредниками выступали Британия и Франция, оказавшие давление на своего союзника — Чехословакию), и серия европейских кризисов перед Первой мировой войной — каждый из них временно разрешался путем переговоров, пока убийство в 1914 году эрцгерцога Франца Фердинанда не привело к войне.

Таковы некоторые черты сходства между разрешением споров в традиционных сообществах и государственным гражданским судопроизводством. Что же касается различий, то основополагающим является то, что если гражданский иск переходит от стадии переговоров к судебному разбирательству, то первая задача государственного правосудия — не эмоциональное примирение, не восстановление отношений и не способствование лучшему взаимному пониманию чувств противников, даже если это братья и сестры, супруги, родители и дети или соседи, которые имеют прочнейшие эмоциональные связи друг с другом и которым предстоит контактировать на протяжении всей жизни. Конечно, многие, если не большинство дел в государственных обществах, состоящих из миллионов граждан, незнакомых между собой, касаются людей, которые не имели отношения друг к другу до конфликта и не предполагают контактов в дальнейшем: это споры покупателя и продавца, участников транспортного происшествия, насильника и его жертвы и т.д. Однако исходный конфликт и последовавшее за ним судебное разбирательство лишь усиливают у обеих сторон неприязненные чувства, и государство не делает почти ничего, чтобы эти отрицательные эмоции сгладить.

Вместо этого главная цель государственного суда — установить, кто прав, а кто виноват. Если дело касается контракта, то нарушил ответчик контракт или нет? Если речь идет о гражданском правонарушении, то виновен или нет ответчик в неосмотрительности, приведшей к ущербу? Обратите внимание на разницу между вопросом, интересующим государство, и вопросами, возникшими в деле Мало и Билли. Родственники Билли согласились с тем, что Мало не проявил небрежности, однако они все же потребовали компенсации, и работодатель Мало немедленно согласился ее выплатить — потому что целью обеих сторон было восстановление существовавших прежде взаимоотношений (точнее, в данном случае — отсутствия взаимоотношений), а не выяснение того, кто прав, а кто виноват. Эта особенность новогвинейского примирения свойственна и многим другим традиционным сообществам. Например, по словам Роберта Яззи, главного судьи племени навахо, одной из двух крупнейших общин индейцев Северной Америки, “западное судебное разбирательство — это выяснение того, что случилось и кто это сделал. Примирение у навахо касается последствий того, что случилось. Кто пострадал? Каковы его чувства? Что можно сделать, чтобы исправить вред?”