Последний поезд в Москву - Рене Нюберг

Тщательному наблюдению подвергались и иностранные гости, особенно их переводчики. Основная цель слежки заключалась в том, чтобы не допустить контактов советских спортсменов с “белогвардейцами” или другими эмигрантами. Встречи с коллегами-“перебежчиками” также были строжайше запрещены. Цензура пресекала даже намеки на “перебежчиков”.

Побег в 1974-м лучшего в Европе хоккеиста из социалистической Чехословакии Вацлава Недоманского в Канаду явил для советской журналистики неожиданную проблему. Суперзвезду хоккея невозможно было просто игнорировать. Ситуация нашла отражение в анекдоте, ходившем тогда в СССР: “В Союзе есть две проблемы – Даманский[260]и Недоманский”.

Поскольку достичь западного уровня и воплотить в жизнь обещания Хрущева “догнать и перегнать Америку” было невозможно, приходилось довольствоваться битвой за покорение космоса, увеличением военной мощи и превосходством в науке и спорте[261].

Участь советских спортсменов и тренеров была участью гладиаторов. Те и другие находились под жестким прессингом. Просто результатов было недостаточно, решающим стало отношение властей предержащих к возможному поражению. К спортивным достижениям относились как к военным операциям.

Прозуменщиков приводит пример международных соревнований по скоростному бегу на коньках в Хельсинки в 1953-м, о которых непрерывно докладывали председателю Совета министров Георгию Маленкову. Подобных примеров с участием Никиты Хрущева или пекущихся за идеологическую чистоту Отто Куусинена и Михаила Суслова также достаточно.

Поездка в СССР в 1950-е была делом непростым, нечастым и весьма далеким от обычного туризма.

Регулярное железнодорожное сообщение между Хельсинки и Ленинградом появилось в 1953-м. Маршрут ленинградского ночного поезда был продлен до Москвы в марте 1954-го. Отец, по всей видимости, в апреле 1954-го ехал именно этим новым поездом. Авиакомпания “Аэро”, нынешний “Финнэйр”, первой из западных авиационных перевозчиков начала регулярные рейсы в Москву в 1956-м. В 1958-м “Суомен Туристиауто” начал осуществлять групповые поездки автобусами в Ленинград.

Из архивов Федерации тяжелоатлетов Финляндии следует, что к визитам полагалось запасаться подарками. Отец вспоминал, как привозил коллеге, советскому представителю комитета IWF Константину Назарову, ботинки и ткань на костюм. В качестве ответного подарка отец привез домой советскую копию немецкого фотоаппарата “Лейка”, копию швейной машинки Zündapp и отличный маленький телевизор с экраном в семь дюймов (17,79 см), для увеличения размеров изображения завод выпускал приставную увеличительную стеклянную или пластмассовую линзу, наполняемую дистиллированной водой или глицерином[262]. Мальчишки из моего класса приходили к нам смотреть программы таллинского телевидения, в которых ни слова не понимали. В Финляндии телепередачи начались только в 1957-м, а телепередачи YLE – в 1958-м.

Сохранилось извещение, присланное городским портом в ноябре 1956-го о прибытии из Москвы телевизора (18 кг). Прибор, видимо, во время одного из переездов отправился на свалку.

Поездки в СССР и общение с русскими придали резкость отцовской картине мира. Замечу, что дома у нас никогда не отзывались о русских уничижительно.

В детстве, еще до того как летом 1918-го ему исполнилось 11 лет, отец участвовал в Освободительной/гражданской войне – он был курьером, за что получил памятную медаль Освободительной войны и почетную грамоту, подписанную Маннергеймом. Он не входил в шюцкоры и не имел отношения к политике. Его планетой был спорт, но спортивная политика и выборы в 1956-м президента страны захватили и его.

Летом 1952-го во время Олимпиады я прибежал домой с пляжа Хумаллахти[263] с криком, полным изумления: “Янки приехали!” Американские ватерполисты произвели на маленького мальчика большое впечатление. Отец же выговорил мне, шестилетнему, за употребление слова “янки” – оно было, по его мнению, ругательным.

Благодаря своей спортивной должности отец был хорошо знаком с Урхо Кекконеном и в январе 1956-го подписал письмо спортсменов в поддержку избрания Кекконена на пост президента. Среди прочих подписавшихся стоит упомянуть председателя Центрального спортивного союза Финляндии (SVUL), впоследствии спикера парламента Кауно Клеемола. На бурном собрании на Вознесение в 1956-м всех “подписантов” требовали уволить с руководящих должностей в Центральном спортивном союзе Финляндии.

Спортивная политика 1950-х и 1960-х была частью беспощадной внутренней политики. Она обострилась с распадом Социал-демократической партии и расколом Спортивного движения рабочего народа, продлившимся дольше, чем раскол Социал-демократической партии и Объединения профсоюзов. Отец часто вспоминал председателя Финского рабочего спортивного союза Пенна Терво, с которым у него были хорошие отношения. Терво был социал-демократом и министром финансов в последнем правительстве Кекконена, в феврале 1956-го он погиб в автокатастрофе. Самой известной жертвой этой политической борьбы, отразившейся и на спорте, стал боксер Олли Мяки[264], представлявший Финский рабочий спортивный союз и из-за этого не допущенный к Олимпиаде в Риме в 1960-м. Ставший впоследствии профессиональным спортсменом, Мяки был чемпионом в своем весе. Еще на зимние Игры в Скво-Вэлли в 1960-м Финляндия пыталась отправить объединенную команду, в том числе получившего “золото” в международных соревнованиях 1959-го конькобежца-спринтера Юхани Ярвинена, члена Финского рабочего спортивного союза.

Всю горечь этого раскола описывает оценка, данная ему историком Сеппо Хентиля, по словам которого разногласия в конце 1950-х оказались сильнее, чем в 1947-1949-м, когда был заключен предыдущий договор о сотрудничестве[265].

Федерация тяжелоатлетов Финляндии была первой федерацией отдельного вида спорта, заключившей так называемый договор о сотрудничестве с Финским рабочим спортивным союзом, причем сделавшей это до Олимпиады в Риме, что было принципиально важной позицией в конфликте. Соглашение, предложенное Урхо Кекконеном перед самыми Играми, провалилось, и это обострило и без того напряженную ситуацию.