Стоунхендж - Юрий Никитин

— Медные?

— Ну, сперва были медными! Когда только захватилиальпийские рудники, то освоили выплавку стали... Это наши предки заменилиримский дротик длинным копьем, они создали конницу, учили атаковать в строю,управлять конем...

— А сами римляне не умели?

Олег с интересом смотрел на раскрасневшегося от возбуждениярыцаря. Ладно, в изящной словесности не силен, историю не знает, но все, чтокасается воинской науки, впитывает как губка.

— У римлян вообще не было конницы! В битве при Каррахтяжелая конница моих предков наголову разгромила римскую армию, хотя тех былопятьдесят тысяч отборных воинов, то есть втрое больше.

— Потому Рим и стал набирать вас на службу?

Томас отмахнулся с пренебрежением.

— Рим зажрался! Граждане уклонялись от воинской службы,она казалась занятием тяжелым и малопочтенным. А у наших отцов все иначе!Оружие — символ свободы. Быть при оружии — пользоваться почетом. Для любогомолодого англа быть на службе у славного вождя — предел мечтаний. А ктосамый-самый великий вождь? Конечно, владыка Римской империи. К нему массамистекались молодые англы, саксы, алеманы, которых римляне называли простогерманцами. А те счастливы, что он берет на службу. Римский император тоже былсчастлив, и каждый — император и германский варвар — считал, что выгадал притакой сделке. Столетиями лучшие воины шли на службу римскому императору! Апотом поступали на службу целыми племенами, народами!

Олег слушал молча, с некоторым удивлением. Томас удивлял,внезапно превращаясь из лихого рубаки в человека, который хоть малость зналпрошлое и разбирался в причинах.

— Рим вообще, — говорил Томас горячо, —продержался так долго только благодаря варварам! Без нас вся Римская империярассыпалась бы на столетия раньше. Но даже в последние дни, последние годы ктовыступал на защиту Рима? Римские граждане давно бросили оружие, никто незащищал город, Отчизну. Но как только одно германское племя нападало на Рим,другое тут же вставало на его защиту. Готу Алариху противостоял вандалСтилихон, яростный защитник города. Вестготы верно сражались против Аттилы,защищая Рим, а позднее лангобарды защищали Рим от остготов!

— Здорово! — воскликнул Олег с искреннимвосхищением. — А кто был Катулл? Может быть, тоже помнишь?

Томас наморщил лоб.

— Кажется, командовал второй римской армией на Тибре...А что?

— Да так, проверка слуха. И памяти. А Овидий, Гораций,Вергилий?

— Гм... Гораций, помнится, герой, который защищал мостза отступающими римлянами, сдерживая натиск врагов. Он еще велел разрушить мостза своей спиной, пока удерживал целое войско. Он жертвовал собой... это былакрасивая благородная гибель... Но двух других не припоминаю... Кто эти?

Олег отмахнулся.

— Не забивай голову.

Олег подстрелил молодого кабанчика, Томас умело соорудил вертел,сам жарил, не допуская Яру. Не женское дело жарить мясо на углях, их удел —сковороды. Настоящий мужчина побрезгает есть мясо, приготовленное на презреннойсковороде.

Олег собрал камни и выстлал из них широкое ложе на сыройземле, которая к утру наверняка покроется инеем. Пока Ярослава занималаськонями, они с Томасом натащили сушин, разожгли добротный костер во всю длинубудущего ложа. Нагретые камни, с которых ветками смести пепел, сохраняют теплодо утра. На них можно коротать даже длинную зимнюю ночь, а уж сейчас, в бабьелето, не в тягость будет даже женщине.

Должно быть не в тягость, подумал Томас. Калика поленилсяположить еще ряд, придется лишь спать навытяжку, либо цепляться друг за дружку,чтобы не скатится на сырую и холодную землю.

После быстрого, но сытного ужина — кабанчика сожралимолниеносно, будто он угодил не трем путешественникам, а в стаю голодныхволков, — калика смахнул остатки углей с камней, бросил на них мешки,шкуры.

— Яра, ложись посредине.

— Может, я лучше с краю?

— Придет серенький волчок, схватит за твой нежныйбочок. С краю лягу я.

Он и лег первым, подмостил седло под голову, заснул сразу,как упал с дерева. Яра легла вплотную сзади, прижалась щекой к его широкойспине. Слышала, как гремел железом рыцарь, складывал доспехи вблизи костра. Онаощутила его приближение по слабому запаху пота. Странно, он не казалсянеприятным. Наоборот, в нем чувствовалось нечто надежное, успокаивающее...

Слышала, как он осторожно ложился на теплые камни,сваливался с края, она, желая помочь, сильнее прижималась к калике, даваламесто. Наконец рыцарь решился обхватить ее руками, она едва сама не предложилаэто сделать, подгреб ее к себе, вернее, сам подгребся ближе. Она ощутила себястранно защищенной в его руках, словно улитка втянулась в прочную раковину.

Замерев, слышала его горячее дыхание на своей шее. От негопахло потом, кожей и железом, руки обхватывали ее чересчур бережно, словно онабыла хрупкая, как яичная скорлупа. Она ждала когда его пальцы скользнут вышеили ниже, она знает, что сказать зарвавшемуся англу — подумаешь,благородный! — но рыцарь лежал тихий, как мышь, не двигался, и Яра ощутиластранное сожаление, что он даже не пытался двинуть ладони к ее высокой груди.

Потом пришло блаженное тепло. Она сама не заметила, какпровалилась в счастливый блаженный сон.

Утром проснулись в густом тумане. Тот, как небесное молоко,залил все, не видели далее ближних деревьев. Рассеивался медленно; пока жгликостер, жарили мясо, разредился наполовину. Коней седлали все еще в тумане,выехали осторожно, опасаясь не столько засады, сколько выступающих внезапно избелой мглы веток с острыми сучьями.

Томас ехал беспечно, только глаза чуть посуровели. В туманемогут подкрасться незаметно, но в нем же легко и уйти, самому зайти противникув затылок. У кого есть уши, тот слышит даже запах немытых тел, хриплое дыхание,сопение.

— Погоди, — сказал Олег неохотно, — все-такиэто тебе не Лондон с его туманами.

Томас удивился:

— А ты откуда знаешь про наши туманы?

— Приходилось бывать.

— Где, прямо в Лондоне?

Олег покосился на юное лицо рыцаря, смолчал. Для Томаса натом туманном и болотистом берегу всегда был Лондон, всегда был король. Как емусказать, что даже Темза текла там не всегда? А то, что было, совсем не былоТемзой?

Он слез с коня, бросив повод Томасу. Тот послушно поймал,покосился на Яру. Заметила ли, что калика в своей рассеянности порой обращаетсяс ним, как с мальчиком-оруженосцем? Оскорбиться бы, одна только спасительнаямысль останавливает: а не прячется ли под личиной калики человек более благородногопроисхождения, чем он, Томас Мальтон из Гисленда? У скифо-руссов тоже могутбыть свои герцоги, даже короли.