Она - Банана Есимото

— Что ты такое говоришь? — Сёити крепко сжал мою руку. — Если это не ре­альность, то что же тогда?

— Но ведь разве папина могила может находиться в столь красивом парке? Нет, ну ладно, допустим. А как же то, что все у нас так гладко продвигается?.. А вон тот склон, который настолько красив и покрыт пам­пасной травой, что отливает серебром... Смотри! Взгляни на то, как она чудесно ко­лышется. .. Если как следует вдуматься, все это как-то странно!

Все детали пейзажа вокруг вдруг стали чересчур отчетливыми, словно декорации на сцене. Меня очень удивляло, как гладко и быстро шли наши дела, а все вокруг вы­глядело так красиво и идеально, как на кар­тине.

— Просто твоя душа успокоилась, и от этого ты немного потеряла голову, — пред­положил Сёити.

— Нет, это было бы слишком хорошо. — Я обессиленно улыбнулась. — Однако все это происходит во сне! А, я поняла. Возмож­но, это не тетин, а твой сон.

— Мне говорят такие вещи, а я ничего не могу поделать! Я совершенно не верю твоим заявлениям, — сказал Сёити.

— Я тоже... Я тоже ничего не могу поде­лать. Как же быть? — пробормотала я.

Поразмыслю, когда успокоюсь, и прой­дут эти страх и дрожь, решила я.

— Ну, допустим даже, что это сон, — сказал Сёити. — Однако я живу здесь и сейчас. И ты тоже совершенно точно стоишь живая перед моими глазами. Мы здесь. И ничего, кроме этого, не существует.

И тут он еще раз крепко сжал мою руку.

Видимо, там, в вышине, дует сильный ве­тер: верхушки деревьев вокруг сильно зако­лыхались, и раздался странный звук, похо­жий на гудок. Золотой оттенок солнечного света вскоре стал насыщенным, тени и ню­ансы пейзажа приобрели резкость и отчет­ливость. Далеко в небе появилась тонкая коса полумесяца. В чистом воздухе к слад­коватому запаху сухих деревьев, опавшей листвы и полосок ладана примешался глу­бокий аромат принесенных нами цветов.

В глазах Сёити я видела свое отражение. Я определенно была там. И беспомощно смотрела на Сёити. Ну и хорошо. И ничего, кроме этого, сейчас не существует. Какой бы смертью я ни умерла, это уже не важно...

Как же мне не повезло, решила я и ма­шинально прильнула к Сёити, а он крепко обнял меня. Несмотря на то что поблизос­ти никого не было и можно было плакать сколько угодно, слез у меня уже не оста­лось. Как же мне не повезло. Я заслуживаю тетиного сочувствия и сострадания, непре­станно думала я.

Покинув кладбище, мы сели в машину и всю дорогу ехали на северо-восток. По прошествии трех часов мы прибыли в Насу. За рулем все время находился Сёити. Я не хотела ни о чем говорить и просто смотрела перед собой. Разные машины, постепенно выплывающие поля и горы. Течение реки, разноцветная одежда собравшихся на бере­гу людей. Свет зарождающейся луны и си­яющие всеми цветами вывески. Во всем чувствовалось скорое наступление ночи. Все сильнее темнело небо. Это выглядело очень красиво. Мир казался полным счас­тья и блаженства, словно мои глаза могли улавливать только ослепительный блеск.

Тетин дом, в котором ее нет. Подходить к нему, когда в нем не горел свет, было дей­ствительно тоскливо, однако несравненно приятнее, нежели в мой родной дом, просто кричащий о том, что внутри никого нет. Ат­мосфера тетиного дома сохранялась без изменений, будто его хозяйка лишь временно отсутствует.

— Ладно, сегодня я серьезно берусь за приготовление ужина. Нас ждут куриная паэлья и томатный суп. А на закуску картофельные чипсы, купленные в “Конамия”. И выпивка тоже оттуда, — сказал Сёити.

Сёити взялся за дело так, словно работа на кухне для него является привычной, и потому, охладив льдом игристое вино, я самостоятельно открыла бутылку и, напол­няя бокал Сёити, спросила:

— Ты всегда умел готовить?

— Скажешь тоже — готовить! Вот и сего­дня буду стряпать наобум из куриных окорочков из морозилки, консервов и увядше­го лука. Томаты тоже консервированные. Вино, которое будем пить, вот так запросто я планирую использовать в своем блюде. Все просто и незамысловато! — сказал Сёи­ти, доставая из-под раковины консервы с идеально убранной полочки. — Однако в старшей школе я сам себе готовил обед, который брал с собой. Это был настоящий мужской набор. Что-то типа риса и сверху положенного поджаренного овощного рагу с луком.

— Да, молодец! — восхитилась я.

— Возможно, все дело в том, что у меня по жизни был задан определенный курс... — предположил Сёити.

Мне снова захотелось спросить, почему же он стал таким хорошим, но я не задала вопроса только потому, что именно я, одо­леваемая всем этим, как никто другой по­нимала, что он совершенно не изменился с самого детства.

— Может, я помогу? — предложила я.

— Спасибо, не надо! Тут ведь только по­резать да сварить. К тому же у меня есть специальная заготовка для паэльи со все­ми необходимыми составляющими. Вплоть до риса, — ответил Сёити. — В доме у того, кто владеет магазином импортных продук­тов, много такой еды. Хотя, я думаю, тебе об этом известно.

— Если тебе интересно, у нас дома был винный погреб, — припомнила я. — Когда меня отправляли туда за вином и я, отобрав ту или иную бутылку, возвращалась, то это всегда оказывались исключительно дорогие вина, и родители громко хохотали. “Непо­нятно, то ли у нее хорошие задатки, то ли она мот, то ли просто издевается над роди­телями. ..”— говорила мама. Затем папа от­кладывал вино и спускался в погреб за бо­лее подходящей бутылкой. Очень досадно. Думаю, лучше бы все пили только дорогие вина. Ну, тогда я ведь была еще ребенком... Выпьем?

Я вспомнила темное и прохладное поме­щение и блеск уложенных рядами бутылок. Красивые этикетки из разных стран. Я то­гда мечтала, что когда-нибудь побываю в каждой из них, но почему-то удалось съез­дить только в Италию... Память была раз­мыта. С одной стороны, казалось, что все было, а с другой — почти убеждена, что ни­чего не было.

Однако то восхищение, которое я испы­тала при виде залитой солнцем оливковой плантации, когда в детстве гостила в доме моей первой любви, существовало совер­шенно точно. И то, как я, затаив дыхание, наблюдала, как тень от облаков ложится на поля. И то, как я думала: надо же, в мире бывают такие красивые места!

— Мне кажется, здорово, что у тебя в семье были и радостные моменты тоже, — сказал Сёити, поджаривая лук и чеснок.

Приятный запах распространился по комнате, и я почувствовала себя еще более счастливой.

— Да, ты прав, — согласилась я. — Сей­час мне вспоминается много исключитель­но приятных моментов!

Я вспомнила, как мама специально для меня сшила маленький фартучек, и он был такого же покроя, что и мамин. В какой-то момент мама перестала готовить у плиты, и ее фартук постоянно висел на стене без дела. Я же одна появлялась на кухне, пекла печенье, жарила омлет. Мой фартук посте­пенно износился, а мамин оставался чис­тым и красивым. А потом в один из дней мама разом выкинула их оба, после чего фартуки в нашем доме перевелись уже окончательно.