Пленницы. Расплата - Мария Меркер

— Какая?

— Повторяю, делай со мной что хочешь, но... Когда тебе хочется... — пытаюсь правильно сформулировать свою мысль, но не могу, все, что лезет на ум, кажется не тем, что нужно. Так и не заканчиваю свою фразу. Молчу как рыба. А ведь всего лишь нужно было попросить его, чтобы не делал мне больно во время секса. Не насиловал меня анально. Даже пощёчина так не унижает, как это. Почему так тяжело произнести всего пару слов? Может, потому что я боюсь отказа? Боюсь, что он рассмеётся мне в лицо?

— Ну говори уже, я не умею читать мысли.

— Просто не делай мне больно. Это всё, чего я прошу, — быстро выпаливаю я и выдыхаю.

— А если я хочу сделать тебе приятно? — хмыкнув, интересуется он. Водит пальцами по соску. Я поворачиваюсь к нему лицом, просто взглянуть на него, убедиться в том, что сейчас на нём нет злобной ухмылки, но Стрела не даёт мне возможности рассмотреть его, прильнув к моим губам.

"Кем ты меня считаешь? Зверушкой, что сидит в твоей клетке, и которую ты дрессируешь методом кнута и пряника, или девушкой, к которой внезапно вспыхнули какие-то давно забытые тобой чувства?"

Какая же я наивная...

Он играет со мной, лаская тело, оставляя влажные следы на сосках, дорожку нежных поцелуев на животе. Снимает трусики и обращает ко мне свой взгляд, медленно опускается. Сердце отбивает бешеный ритм в груди, я понимаю, что сейчас не будет ни боли, ни унижения, но мне страшно. Страх вместе с возбуждением выкручивает внутренности и достигает пика, когда горячие губы Вадима встречаются с моей промежностью.

— Не зажимайся, расслабься немного, — спокойно говорит он, и неприятные чувства медленно растворяются. Кровь приливает к клитору и половым губам, и я постепенно привыкаю к плавным движениям его языка. Сравнивать мне, увы, не с чем, но, кажется, что ласкает он очень умело, слегка давит языком в нужную точку, вызывая мурашки по телу и такие приятные, сладкие ощущения внизу живота. Расслабляюсь настолько, что не замечаю, как из горла рвутся неподконтрольные стоны. Кровать кажется тёплой рекой, меня качает на волнах удовольствия, перед глазами снова тёмная пелена, но уже не от боли. Не успев прийти в себя, снова чувствую губы мужчины на своих, подаюсь ему навстречу, приподнимая ноги, чтобы ему было проще войти в меня. Возможно, позже я буду жалеть о своем желании, гнать эти мысли прочь, но сейчас, сразу после оргазма, я хочу почувствовать его внутри. Хочу прижать к себе как можно крепче его разгорячённое тело.

Не прекращая мучить мои губы, Стрела двигается медленно в моей истекающей влагой киске, не старается протолкнуть член глубже, ласковый аккуратный. Таким он был раньше? Или таким он хочет казаться только в данный момент, а позже снова причинит мне боль?

Отстранившись и заглянув в мои глаза, он снова коротко целует и резко переворачивается на спину, утягивая меня за собой. В этот момент я возвращаюсь с небес на землю — даже в таком тусклом свете я вижу каждый его изгиб,, каждую напряженную мышцу, и он сейчас имеет возможность лицезреть моё обнаженное тело, смотреть, как покачивается моя грудь, пока я буду вовсю стараться, сидя на его члене. Руки машинально тянутся прикрыть наготу.

— Не закрывайся, малыш, — протиснув пенис внутрь, Вадим обхватывает мои запястья и тянет на себя. Руки упираются в твёрдые плечи. — Ты очень красивая, правда. Пиздец, как ты мне нравишься... — с этими словами он притягивает меня ещё ближе к себе и мои губы вновь оказываются в его чувственном, сладком плену, мужчина сам двигает бёдрами, переместив ладони на ягодицы, мягко сжимая, впиваясь пальцами в кожу. Отпустив губы, позволяет мне приподняться и ласкает грудь, целует, захватывает ртом соски. Наращивая темп, издает утробный рык, трахает жёстче, но мне не больно, напротив — как при оргазме внутри поднимается волна удовольствия, только она кажется чуть слабее, но глубже и накатывает гораздо дольше, вымывая из меня всю боль. Стирая ненависть и отвращение к этому жестокому мужчине.

Все эти чувства вернутся уже следующим утром, но вспышка, к сожалению или к счастью не продлится долго.

Очнувшись, понимаю, что в комнате совсем одна. Рассвет уже наступил, но в небе висят плотные тучи, и в помещении царит сумрак. Слышу девочек, значит, дверь в камеру открыта, но разговаривают они не друг с другом, мужские голоса тоже слышны. Совсем тихие, будто ведётся непринуждённая беседа. Недолгое затишье, и вдруг... Громкий визг вспарывает тишину в подвале. Кричит одна, следом другая, парни пытаются что-то объяснить, и тишина возвращается. Несмотря на это, тревога разрывает моё сердце. Я снова уснула без одежды, как прижалась к тёплой груди Стрелы, так и отключилась, млея от ласковых поглаживаний по спине. Теперь лихорадочно ищу свои вещи, пытаясь думать, что могло произойти. Почему они так кричали?

Только успеваю натянуть шорты, в комнату врывается Стрела в компании Клима. Оба встревоженные, взвинченные. Мой взгляд притягивает большой шприц с длинной иглой и желтоватой жидкостью внутри и какая-то резинка, напоминающая медицинский жгут в руках у Егора.

— Так, я держу, — кивает Вадим своему напарнику и направляется ко мне. Начинаю пятиться, но мужчина оказывается быстрее, в два шага добравшись до меня он оказывается за моей спиной, прижимает одну руку к груди, а вторую держит за запястье.

— Ты только ничего не бойся, ладно, — говорит мне. — Всё хорошо, я не сделаю тебе больно.

— Что это такое?! — кричу, пытаясь высвободиться из стальной хватки. Клим завязывает жгут на моей руке, помогает Стреле держать меня, больно давит пальцами на внутреннюю часть предплечья, но не может попасть в вену и злится.

— Да успокой ты её уже, пусть не брыкается!

— Малыш, перестань, ничего с тобой не случится, ты просто уснёшь. Я тебе обещаю, всё будет хорошо, слышишь? — звучит над ухом голос Вадима.

— Да шмальнуть их надо было и дело с концом, — ворчит Клим.

— Ты забыл? У нас всего три патрона. Один для меня, два других для вас с Серым. Коли давай быстрее.

— НЕТ! — в ужасе от того, что сказал Стрела, я, превозмогая жуткую боль в сдавленной руке, пытаюсь вырваться ещё активнее. Накрывает отчаяние. Силы покидают тело. Еще один абсолютно бесполезный рывок, тяжёлый удар сотрясает голову, и меня бросает в темноту. Последнее, что помню — чьё-то