Я верю в любовь - Морин Гу

Люка громко прокашлялся. Я сердито посмотрела на него:

– Хочешь что-то сказать или просто играешь в «Кэнди крэш»[35]?

Он продолжал молча смотреть на экран.

– Наброски необязательно должны быть черновиками, они могут и сами представлять собой произведение искусства.

Джесси взмахнул рукой в воздухе.

– Так наброски – это тоже искусство?

– Да, искусством может быть все что угодно, – ответил Люка, опередив меня. – Не позволяй ограниченным людям определять за тебя, что такое искусство.

Кажется, кто-то слишком много на себя берет. Глядя прямо на него, я улыбнулась.

– Спасибо за это замечание. Неудивительно, что человек, чьим первым произнесенным словом было «импрессионизм», имеет такие глубокие познания в искусстве.

Люка наклонил голову и посмотрел на меня с улыбкой.

– Ты что, читаешь страницы, предназначенные для моих поклонников?

Риз вскинула руки.

– Как скучно!

Я обвела взглядом детей.

– Так, прошу прощения. Теперь хватаем бумагу.

Я представляла себе спокойный день, как буду деликатно направлять детей и открывать им прекрасное посредством рисования. Начиналось все и правда хорошо: они сидели тихо и большей частью все рисовали. Я переходила от одного к другому, стараясь помочь и предлагая темы для рисунков. Люка болтал с Джесси о его наброске «Губки Боба».

Но как только Майка обнаружил фломастеры и нарисовал себе татуировку, все пошло наперекосяк.

– Смотрите, татушка! – воскликнул мальчик, гордо показывая руку с нарисованной на ней огромной кошкой.

– Какая глупая, – фыркнула Риз, но сразу потянулась через стол и схватила целую пригоршню фломастеров из коробки. Джесси и Кристина мигом последовали ее примеру и стали себя разрисовывать.

– Ребята! – крикнула я. – Прекратите сейчас же! Мы должны работать над набросками!

Идея принести на занятие фломастеры оказалась явно неудачной. Несмотря на все усилия, вернуть детей к работе не получалось. Я попыталась забрать у Риз фломастеры, но та крепко вцепилась в находку.

– Риз, мы не будем больше ими пользоваться, – строго сказала я.

Она отбросила мою руку.

– Так нечестно, я хочу рисовать! – Ей тоже пришлось встать, чтобы удобнее было тянуть фломастеры на себя.

– Нельзя, – отрезала я и скрипнула зубами, стискивая их еще сильнее. Зеленые глаза Риз вдруг наполнились слезами. О нет.

В это время мне на помощь пришла пара теплых и сильных рук.

– Почему бы нам не пойти на компромисс? – Рядом с нами стоял Люка. Сзади на него падал солнечный свет, и на секунду мне показалось, что над его головой возник светящийся нимб.

– Риз, если будешь рисовать фломастерами только на бумаге, я нарисую тебе Эльзу из «Холодного сердца»[36], – предложил он и подмигнул мне. Девочка перестала плакать и, хлюпнув носом, ответила:

– Ладно.

Люка поднял брови и выжидающе посмотрел на меня. Я закатила глаза, выпустила фломастеры и неохотно освободилась от мягкой хваткий Люки.

Он повернулся к девочке и подставил ей раскрытую ладонь для удара. Она застенчиво шлепнула ее своей маленькой ладошкой и, хихикая, села за стол. Никто не мог устоять против обаяния этого парня.

– То же относится и к остальным, договорились? Рисуем на бумаге – или вам крышка! – Для большей выразительности Люка поочередно указал на каждого малыша. Они захихикали и стали рисовать как ни в чем не бывало.

Что ж, я не Мария фон Трапп[37]. Я повернулась к Люке.

– А ты умеешь обращаться с детьми.

Он пожал плечами.

– Мне приходилось сидеть с ними за деньги.

– Правда? – Я не сумела скрыть сомнение.

– Да. А что, в это так трудно поверить?

– Немного, – я улыбнулась. – Представляю, как трудно было примерить на себя роль няни, будучи гениальным художником.

Он поджал губы, но не смог удержаться и рассмеялся.

– А ты, значит, провела исследование в Интернете?

Какой смысл было делать вид, что это не так? Теперь пришла моя очередь пожать плечами.

– Типа того.

Наши взгляды встретились, и хоть мне было немного неловко, я почувствовала, что лед между нами начал таять.

Я нервно сглотнула.

– Люка, слушай…

– Учитель, учитель! Я не знаю, как нарисовать волосатую медузу! – закричал вдруг Майка.

– Теперь моя реплика, – сказал мне Люка, а затем повернулся и сел рядом с мальчиком. Майка, ты маленький…

Следующие два часа пролетели незаметно, я помогала Кристине раскрашивать семирогого единорога, а потом украшала блестками изобиловавший деталями портрет Стефа Карри[38], так что у меня почти не было времени поговорить с Люкой. Но периодически я украдкой поглядывала в его сторону. Он объяснял детям, как изображать перспективу и смешивать краски, чтобы получить нужный цвет. Он был в своей стихии, и малыши обожали его. Видя непринужденность Люки в общении с ними и абсолютную веру в их творческие способности, мне хотелось взобраться на стол и поцеловать этого парня.

Затем вдруг оказалось, что уже пять часов, и родителям было пора забирать детей. Ребята хватали свои работы и гордо показывали их мамам и папам. Это было так мило, что я даже растрогалась: пусть на доброе дело меня вдохновил план, основанный на сериалах, но было приятно потратить полдня, чтобы доставить детям удовольствие. По-видимому, остальные ученики студии чувствовали то же самое: убираясь и прощаясь с малышами, они улыбались.

Когда ушел последний ребенок, я опустилась на детский стульчик.

– Боже, сколько же в них энергии! – воскликнула я, глядя на Фиону.

Она подняла с пола несколько листов бумаги.

– Да. Хорошо, что нам помогли.

– Когда захочешь повторить, дай мне знать. Мне кажется, всем понравилось.

Фиона засмеялась.

– И добавить тебе новое занятие сверх школьной программы?