Я верю в любовь - Морин Гу

– М-м? Без посторонних? – Она наконец оторвалась от экрана.

Наступило молчание, я затаила дыхание.

– Знаешь что? Ладно, неважно, – Люка сделал шаг назад.

Эмили перестала улыбаться.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты только что напомнила, что твоя так называемая любовь не имела никакого отношения ко мне. Все это просто манипуляции. Важно только то, как ты выглядишь и как нас видят другие. С тобой я никогда не смогу понять, что такое настоящие чувства.

Манипуляции. Мне стало не по себе.

Улыбка пропала с лица Эмили. Она прищурилась и опустила телефон.

– Не пытайся казаться еще более святым, чем ты есть на самом деле. Для тебя внешняя сторона тоже всегда имела значение. Не говори мне, что тебе не нравится встречаться с самой красивой девчонкой в школе.

О боже.

Люка снова засмеялся, но на этот раз не своим искренним смехом, а хрипло и горько.

– Ты хоть слышишь, что говоришь? Я ни о чем не жалею. Я рад, что меня арестовали. Это помогло мне понять, кто я есть… и, возможно, поможет получить стипендию.

– О чем ты говоришь? – Теперь она почти не скрывала своей стервозности. – На кой черт тебе стипендия? Твой отец мог бы без проблем заплатить за твое обучение!

Люка покачал головой, как будто говорил с безнадежно больной.

– Ты когда-нибудь слышала, чтобы я говорил об этом? Он заплатит за любое образование, но только не за художественное. А мама, как ты знаешь, не может себе это позволить.

Мы с Вайолет переглянулись, чувствуя себя виноватыми.

Люка, становясь с каждой секундой все более раскованным, засунул руки в карманы своего дутого жилета.

– В любом случае мне не хватит денег, чтобы оплатить школу дизайна, поэтому я подал заявление на самую большую стипендию в стране и предоставил проект, который поможет ее выиграть. На это меня вдохновила твоя выходка в духе Бэнкси[32]. Так что спасибо.

Граффити.

Эмили повернула шею так, что захрустели суставы.

– Что ж, я думала, у нас может что-то получиться, но я не собираюсь слушать это дерьмо. Зря только школу прогуляла. – Я почувствовала к ней жгучую ненависть. Эмили снисходительно похлопала Люку по руке.

– Удачи с этой стипендией, Лю, – ухмыльнулась она и скрылась за занавесом.

Люка некоторое время стоял, уперев руки в бока, а потом с силой толкнул стопку холстов на подрамниках, так, что они с грохотом повалились на пол.

Я затаила дыхание, понимая, что его равнодушие в разговоре с Эмили было напускным.

Он, тяжело дыша, несколько секунд смотрел на свалившиеся подрамники, потом опустился на колени и принялся смиренно их собирать. Усилием воли я удержалась на месте, хотя очень хотелось подбежать к нему и помочь.

Когда он наконец вышел из студии, наступила такая тишина, что было бы слышно даже падение булавки. За последние пять минут я столько всего узнала, что от этого кружилась голова.

– О… боже… мой.

Я вздрогнула, совсем забыв о Вайолет, стоявшей рядом со мной. Она покачала головой.

– Что это, блин, такое было? Как будто мыльную оперу посмотрели.

Я ответила не задумываясь.

– Да, точно. Но какая стерва!

Вайолет в ужасе подняла руки.

– Чтоб ей цу-го. – Я захихикала над корейским словом, которое означает «умереть».

– Наверно, это объясняет его нежелание с кем-либо встречаться, – продолжала Вайолет. – Она допустила, чтобы его арестовали за ее проступок. И после этого порвала с ним!

Это похоже на правду. Вот почему Люка не хотел заводить подружку. Слово «разочарование» как нельзя лучше подходило для определения его отношения к девушкам.

– Черт с ней, – пробормотала я еле слышно.

Тут Вайолет посмотрела на меня, и выражение ее лица сделалось более суровым, как будто она вдруг вспомнила, что мы не подруги.

– Что ж, я считаю, путь свободен, да? Теперь можешь доказать, что ты хорошая девочка, не то что Эмили. – В ее словах явно чувствовалась горечь.

– Хм, я не… – начала я и замолчала.

Вайолет вздохнула.

– Он явно запал на тебя.

В самом деле?

– Поверь, я так же поражена, как и ты. Теперь понимаю, почему он хочет найти кого-то… поприличнее. – Она смерила меня неодобрительным взглядом.

Я нахмурилась.

– То есть теперь я должна поблагодарить тебя? Ты вела себя как…

– Стерва? И что? Нам нравится один и тот же парень, и ты меня достала. Все, будем считать, поговорили, – бросила она и пошла к выходу из студии. Было бы неправильно оставить все как есть.

– Эй, Вайолет.

Она остановилась, обернулась и сердито сдула упавшую на лицо прядь волос.

– Что?

Я глубоко вздохнула.

– Не знаю, чем я тебя достала. Понимаешь, обидно, когда тебе говорят такое безо всякого повода.

– О, ты же так занята собой. Понятия не имеешь, чем меня достала, да?

– Не имею.

– Хорошо, начнем с того, что мы знаем друг друга с детства.

У меня отвисла челюсть.

– Что?

Она подошла и встала, скрестив руки на груди, прямо передо мной.

– Мы дружили в корейской школе. Но тогда называли друг друга корейскими именами. Меня звали Мин-Джи.

В корейской школе? Но я ходила туда в семь лет и едва помню даже изучение корейского алфавита в церкви по субботам.

Погодите. О боже! Мин-Джи. Я вдруг вспомнила. Она была полнощекая, застенчивая и любила рисовать, очень любила. По моей просьбе рисовала диснеевских принцесс и героев «Санрио»[33].

Она, должно быть, поняла по лицу, что я ее узнала.

– Да-да. Ты тогда была моей единственной подругой, и ты ушла из школы. Пропала без следа. Представь себе мое удивление, когда я в первый раз увидела тебя здесь, в первом классе старшей школы. Да это же Хай-Джин, блин! Но ты не помнила меня, ведь была поглощена этой школьной ерундой и никогда не говорила с курившими марихуану чудиками из художественной студии. А ведь я действительно пыталась с тобой подружиться.

Я прикусила губу, изо всех сил стараясь выудить из памяти образ той Вайолет, но безуспешно.