Рассвет - Генри Райдер Хаггард

Она поднялась очень медленно, побледнев от ярости, и произнесла низким, прерывающимся голосом:

— Кем бы я ни была — такой меня сделал ты, Джордж Каресфут, и ты — дьявол, иначе ты не получал бы такого удовольствия от пыток, которым подвергаешь свою жертву прежде, чем уничтожить. Но не заходи слишком далеко, иначе ты можешь об этом пожалеть. Ты думаешь, со мной можно играть? Для этого ты слишком хорошо меня обучил.

Джордж издал несколько нервный смешок.

— Вон оно как, «grattez le Russe…»[3] — как там дальше? И на свет появляется истинный характер. Взгляните на себя в зеркало — ваше лицо великолепно, но не симпатично, оно опасно! Ну же, Анна, будьте благоразумны: если я отдам вам эти письма, я никогда не смогу спать спокойно. Ради собственной безопасности я не осмелюсь отказаться от своего преимущества. Вдруг вы захотите сказать обо мне нечто неприятное — я вовсе не хочу этого, вполне достаточно сказанного сейчас. Так вот, пока я держу при себе то, что в случае необходимости уничтожит вас и, вероятно, Беллами — ибо общество в нашей стране удивительно предвзято относится к некоторым вещам — у меня мало причин для страха. Возможно, в будущем вы сможете оказать мне какую-то услугу, за которую и получите эти письма — кто знает? Видите, я совершенно откровенен с вами по той простой причине, что знаю: бесполезно пытаться скрыть мои мысли от человека вашего ума.

— Ладно-ладно, возможно, вы и правы: бывает довольно трудно доверять даже самому себе, что уж говорить о постороннем человеке. В любом случае, — добавила она с горькой улыбкой, — вы дали мне Беллами, вы ввели меня в общество, вы подарили мне сапфировое ожерелье. Лет через двадцать, я надеюсь, если судьба будет ко мне добра, я потеряю дорогого Беллами — он действительно совершенно невыносим — и буду уже сама влиять на общество, а значит, иметь столько сапфировых ожерелий и других прекрасных вещей, сколько захочу. Перечисляя мои достоинства, вы забыли еще одно: амбициозность.

— С вашей внешностью, вашей решительностью и вашим умом — нет ничего, чего бы вы не смогли добиться, если захотите этого… и не станете врагом вашего преданного друга.

На этом беседа их завершилась.

Тем временем «дорогой» Беллами, после долгих и тревожных размышлений, как раз принял отважное решение, а именно — решил использовать свой супружеский авторитет в отношении миссис Беллами. В самом деле, гордость его сильно страдала от обращения супруги, поскольку ему казалось, что его совершенно игнорируют в его собственном доме. Вряд ли было бы преувеличением сказать, что мистер Беллами был ничтожеством. Он женился на миссис Беллами по любви, или, скорее, пав жертвой ее обаяния, хотя у нее не было ни гроша — женился через две недели после того, как Джордж впервые их познакомил. Выходя из церкви рука об руку со своей красавицей-невестой, он полагал себя счастливейшим человеком в Лондоне, однако теперь не мог не чувствовать, что супружество несколько не оправдывает его ожиданий. Во-первых, юношеские мечты о большой любви — а Беллами едва исполнилось тридцать — завершились довольно грубым пробуждением, поскольку в браке мечтать уже невозможно; хотя Беллами, как и большинство маленьких людей, был довольно высокого мнения о себе, но даже он быстро понял, что его жене было на него наплевать. К его обходительности она была холодна, как мраморная статуя, прекрасные глаза никогда не загорались нежностью при его появлении. На самом деле, как открыл Беллами, его жена была даже хуже статуи, ибо статуи не могут быть источником откровенных издевательств и презрительных комментариев — а вот миссис Беллами могла и довольно часто этим занималась.

— Конечно, хорошо, — размышлял ее муж, — жениться на самой красивой женщине в округе — но я не вижу в этом большого смысла, если она обращается со своим супругом, как с собакой!

Наконец, положение дел стало совершенно невыносимым, и мистер Беллами, мучительно обдумывая положение дел в тихом одиночестве своего кабинета, решил раз и навсегда заявить о себе, поставить вопрос ребром, а миссис Беллами — на ее законное место. Но для мужей марки «Мистер Беллами» одно дело — принять категорическую резолюцию, и совсем другое — воплотить эту резолюцию в жизнь, особенно в отношении жен марки «Миссис Беллами». На самом деле, если бы не небольшой инцидент, который мы собираемся описать подробнее, мистер Беллами вообще вряд ли когда-либо решился на активные действия.

Когда Джордж ушел, миссис Беллами уселась подумать — и мысли ее были отнюдь не веселы. Впрочем, это занятие ей быстро наскучило, и она решила полюбоваться сапфировым ожерельем, которое лежало у нее на коленях. В этот самый момент в комнату вошел ее муж, но она не обратила на него никакого внимания, продолжая рассматривать камни. Немного потоптавшись, словно чтобы привлечь к себе внимание, мистер Беллами подал голос:

— Мне удалось вырваться к обеду, дорогая.

— В самом деле?

— Ты могла бы уделить моему появлению чуть больше внимания.

— Почему? В тебе именно сегодня появилось что-то примечательное?

— Нет, но… примечательное, или нет — но человек, который был так глуп, — мистер Беллами особо подчеркнул голосом слово «глуп», — чтобы вступить в брак, имеет право ожидать, что его хотя бы заметят, когда он придет домой, и не станут игнорировать, как если бы он был бочкой с маслом в бакалейной лавке!

Тут он выпятил грудь, потер руки и взглянул на жену вызывающе.

Супруга откинула голову на спинку стула — и расхохоталась от души.

— Мой дорогой Джон, вы меня просто убьете! — произнесла она, наконец.

— Могу ли я поинтересоваться, — холодно спросил мистер Беллами, — над чем вы смеетесь?

— Над вашим немного вульгарным, но ярким сравнением — сразу ясно, откуда вы черпаете вдохновение. Правда, лучше было бы упомянуть маргарин, а не масло — тогда было бы идеально.

Ее муж нервно покосился на свою маленькую пухлую фигурку, отразившуюся в зеркале.

— Должен ли я сделать вывод, что вы называете меня «маргарином», миссис Беллами?

— О, если угодно. Масло или маргарин — не столь важно, но учтите, что вы непременно растаете, если будете кипятиться.

— Я совершенно не кипячусь, я холоден и спокоен, мадам! — отвечал он, задыхаясь от ярости. Тут взгляд его упал на ожерелье. — Что это за ожерелье? Кто дал его вам? Я требую ответа!

— Вы требуете? Поосторожнее со словами, прошу вас. Мистер Джордж Каресфут подарил мне это ожерелье. Оно стоит тысячу фунтов. Вы удовлетворены?

— Нет, я не удовлетворен! Ноги этого проклятого Джорджа Каресфута здесь больше не будет. Я отошлю ему его проклятое ожерелье! Я буду отстаивать свои гражданские права, как англичанин и супруг, я…

— Вы сейчас сядете и выслушаете меня.

Тон, которым были произнесены эти слова, заставил мистера Беллами позабыть обо всех абсурдных лингвистических и юридических эскападах, срывавшихся мгновение назад с его уст — и он уставился на свою супругу. Она встала и указывала ему на стул. Лицо ее было спокойно и бесстрастно, только зрачки пульсировали с пугающей быстротой. Беллами хватило одного этого взгляда. Он струсил и послушно уселся на стул.