Личная жизнь женщины-кошки - Татьяна Веденская

– Ты… тебе надо выспаться, – пробормотал Саша, а потом вдруг как-то напряженно выпрямился и посмотрел куда-то за меня. Я обернулась и обомлела – на лавочке около подъезда сидел, свернувшись в комок внутри дорогого пальто, Игорь Вячеславович, мой Апрель. – Ладно, я пошел.

– Пошел, так пошел, – усмехнулась я, отмечая, как вечер становится теплее, свет от уличных ламп – романтичнее. Даже соседский бульдог на поводке лает сквозь намордник как-то по-доброму.

– Фу, Мальчик, фу, – ласково рявкнул его хозяин. Игорь поднялся с лавочки – замерзший, несмотря на пальто. Он смотрел на меня сурово, без одобрения, но как бы Игорь ни смотрел – он же был здесь. Виновен в том, что искал меня. Виновен, что скучал.

– Я что, снова забыла телефон? – спросила я, просто чтобы начать разговор. Ну, и потому, что такое сто раз случалось.

Игорь отвернулся и посмотрел вдаль отъезжающему такси. Из открытого окна до нас донеслись звуки какой-то заезженной русской песни.

– Нет, не забыла. Я и не звонил тебе. Думал, ты сама наберешь меня.

– Ты убежал. Я так поняла, что ты не хочешь меня больше видеть, – пробормотала я, и жесткий комок подступил к горлу. – Такая, в сущности, глупость. Я же не виновата, что его показывают.

– Нет. Не виновата. Я не должен был… Не имел права.

– При чем тут право? – удивилась я. – Ну вот скажи, при чем тут какое-то право? Ты зачем убежал? Почему не вернулся? Почему не позвонил?

– А ты? – Мы забрасывали друг друга вопросами, два обиженных ёжика.

– Значит, ты получил высшее медицинское образование, работал в психушке, людей лечил, а теперь ведешь свои эти семинары, консультируешь людей, но мы все равно будем играть в эту игру – кто кому позвонил первым? Я не звонила, потому что не знала, что тебе сказать, чтобы не сделать все еще хуже. Ты ведь знаешь, что я шагу не могу ступить, чтобы не вляпаться в какое-то дерьмо. Но ты-то умнее меня! – Я возмутилась, потому что по ходу произнесения этой Возмущенной Речи я взаправду вляпалась в последствия жизнедеятельности бульдога Мальчика и теперь яростно счищала их со своей подошвы о бордюр. – Вот черт.

– Я не умный, а эрудированный. Хотя рядом с тобой сразу хочется перечитать что-нибудь из Эйнштейна.

– Перечитай теорию относительности. Потому что ведь все это очень относительно. Помнишь – нельзя одновременно лететь и стоять в каком-то определенном месте? Нельзя измерить скорость и положение частицы…

– В одно и то же время.

– Относительно моего прошлого Юра Молчанов очень большой, такой большой, что все еще обладает некоей остаточной гравитацией. Она тянет, все еще искривляет пространство, приближает мой горизонт событий, тех, что давно уже забыты.

– Значит, это все Эйнштейн?

– Именно, – рассмеялась я. – Он со своей относительностью не дает мне быть совершенно равнодушной, когда Молчанов появляется в твоем ящике. Но ведь относительно нас с тобой Юра Молчанов крошечный, не больше оловянных солдатиков. Говорящее эхо в телевизоре. Относительно моего будущего он – бесконечно малая величина.

– Ну вот! Что ж ты сразу так не объяснила? Так-то ведь все стало ясно! И даже без коробок с котами обошлись. Одним Эйнштейном.

– Ты что, проспал всю ночь в машине? – спросила я осторожно.

– А ты следила за мной? – Игорь улыбнулся, он был доволен.

– Тебе не кажется, что у нас с тобой на двоих слишком много терпения? Ну как вышло, что ни ты не прибежал обратно, ни я не побежала? Ну, мне простительно, ты ж меня сам накормил снотворным.

– Потому что я маньяк, – вставил он.

– Да, возможно. Но я просто лежала, плакала, считала до FF…

– До чего?

– Двести двадцать пять в шестнадцатеричной системе. Но там до них быстрее досчитываешь, если считать шестнадцатыми…

– Ага, ага, – задумчиво кивнул Апрель. – Поехали домой?

– Так мы не расходимся? Это правда? Когда ты уехал утром, я думала, что все. Прошла любовь, тапочки почтой.

– У тебя нет тапочек.

– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросила я. – В коробках смотрел?

– Не то слово. Сама увидишь, – заявил он, заставив меня замолчать в раздумьях. А это ведь не так просто.

– Когда ты так и не позвала меня назад, я тоже думал, что все, – признался Игорь, щелкая пультом сигнализации. Голос немного обвиняющий. Плевать. Главное, вишневый «Опель» стоял тут же, на стоянке.

Неторопливый, спокойный Апрель усадил меня в машину, захлопнул дверцу, обошел «Опель» с другой стороны, сел сам, завел двигатель, включил музыку – что-то джазовое – и набросился на меня. Он словно постоянно хотел поймать меня в момент, когда я меньше всего ожидаю атаки. Апрель схватил меня за плечи, буквально силой притянул к себе, обхватил за спину, сжал так, что мне стало почти больно, – и это «почти», эта грань была такой острой, что я чуть не задохнулась от волнения. Как полет в небе с одним парашютом на двоих, мы цеплялись друг за друга, будто разделение стало бы смертельным. Игорь стянул с меня куртку, взял мое лицо в ладони, посмотрел на меня пристально, с обвинением.

– Почему мне постоянно кажется, что тебе наплевать на меня?

– Это тебя не было всю ночь. Ты ушел из дома, – ответила я, и тогда Игорь отпустил меня и тихо тронулся, машина покатилась по темной улице.

Через десять минут мы уже поднимались к Игорю в квартиру. В лифте мы молчали, он больше не прикасался ко мне и вообще вел себя настороженно, напряженно, словно ожидал от меня чего-то, но не говорил мне, потому что это секрет.

– Почему ты так смотришь? – наконец не выдержала я.

– Ничего, – ответил он, выходя из лифта. Тихо открыл передо мной дверь в коридор, прошел туда следом за мной, затем вставил ключ в дверь квартиры, но не повернул его. – Открой ты.

– Зачем это еще? – Я посмотрела на него с подозрением. Малдер не улыбался, он был сосредоточен, сконцентрирован, его глаза внимательно следили за мной.

– Открывай, открывай, – кивнул он. – Ты же тут живешь.

– Н-да? – Я с опаской повернула ключ и толкнула дверь. Еще до того, как включить свет в коридоре, я споткнулась обо что-то, отчего непроизвольно выругалась и ухватилась за все еще ноющую ступню. – Больно! Ой!

«Ой» не имело отношения к моей ноге, это относилось к тому, что я узрела, когда все-таки включила свет. Сначала я испугалась – мне показалось, что на квартиру напали, что ее ограбили, что грабители все еще могут быть внутри. Затем страх сменился шоком и изумлением. Я озиралась по сторонам, не в силах разгадать загадку ядерного взрыва, случившегося тут, в отдельно взятой квартире.

– Что тут случилось? Восстание вещей? – спросила я, переступив через то, обо что споткнулась – через обувь. По всей видимости, вся обувь, имевшаяся в доме, валялась тут, на полу в прихожей. Так же тут валялись круглые жестянки с гуталином, одежные щетки, тапочки и еще бог весть что.