Личная жизнь женщины-кошки - Татьяна Веденская

Малдер вздохнул, посмотрел на меня с какой-то подозрительной смесью сомнения и сожаления, словно прикидывал, смогу ли я перенести суровую правду, которую он собирается мне рассказать. Затем кивнул.

– Я решил… я достану все, пусть будет так, будто мы с тобой только что вместе сюда заехали. Знаешь, как будто у меня тоже все в коробках. Мы будем распаковываться, решать, где что лежит, как что у нас будет устроено. Потому что иначе ты так и будешь жить в десяти коробках, аккуратно стоящих в углу у балкона. Такой ответ принимается?

– То есть… ты разбиваешь мне сердце! – воскликнула я. – Мы что, не будем так жить всегда? Ты снова запихнешь все на свои места?

– Надеюсь, что да, только не «я», а «мы» – вместе, – ответил Малдер, забирая у меня бутылку. – Итак, как давно вы расстались с этим журналистом? Что ты в нем нашла? Почему вы расстались?

– Ого, сколько вопросов сразу. Я за них смогу всю бутылку осушить, – рассмеялась я, но Малдер только отвел бутылку подальше.

– Отвечай.

– Я нашла в нем, даже не знаю. Мне, может, нравятся хомяки. У меня в детстве был этот грызун, папа подарил.

– Фаина! – строго хлопнул себя по колену Малдер.

– Ты не хочешь этого, ну правда, зачем?

– Отвечай, – потребовал он. – Правду, голую правду.

– Правда может сделать человека уязвимым, – повторила я его же собственные слова. – Зачем тебе знать, как сильно я любила другого мужчину? – Затем я сделала приличный глоток вина, отдала бутылку и закрыла глаза, вспоминая лицо, которое так долго и так безуспешно пыталась выжечь из своей памяти. – Юра был не таким, как все. Знаешь, про него всегда говорили – харизма. Я бы сказала – клоун. Он всегда был таким, словно вот-вот начнется праздник. Ни к чему не относился серьезно.

– Даже к тебе?

– Ко мне? Это странно, поверь, даже для меня… Но ко мне он относился так, словно считал, что нашел меня первым и теперь имеет полное право оставить себе. Будто, знаешь, я была четвертаком, который он подобрал. Мое мнение ничего не решало. Он отдавал команды и ни на секунду не сомневался, что они будут выполнены. Но эти приказы были немного сумасшедшими. Команды сбрендившего шляпника. Что-то из серии «так, собираемся и идем гулять по крышам».

– Я так и думал, – мрачно заметил Малдер. Я открыла глаза и наткнулась на его злой, как из колючей проволоки, взгляд.

– Ты просил правду, – растерянно пожала плечами я. – Знаешь, он всегда был словно главный герой своего собственного фильма. Каждый человек играет главную роль, но фильмы бывают разные, разные и жанры. Юрка Молчанов играет в «Жизнь прекрасна», ты смотрел этот фильм?

– Да, – прошептал Апрель. – Грустный фильм.

– Очень. Но главный герой словно ничего не замечает – ни ужасов войны, ни концлагеря, ни неминуемой смерти. Он танцует и смеется. А я сидела рядом с ним и постоянно боялась, что что-то случится. Что он, знаешь, не вернется в один прекрасный день и я не буду знать почему.

– Как вы расстались? – неожиданно громко спросил Апрель. Я посмотрела на него, удивленная такой реакцией. Его глаза горели, вопрос был адресован не только мне.

– Ты уже задал один вопрос, теперь моя очередь. – Я отобрала у Малдера бутылку, дернула с усилием, потому что он вцепился в нее крепко, и сделала значительный глоток.

– Хорошо, – кивнул он. – Спрашивай.

– Кто ушел от тебя? Кто не вернулся к тебе в один прекрасный день? – Еще не закончив, я поняла, что попала в точку. Игорь замолчал и отвернулся в сторону Он долго стоял так, не шевелясь. Апрель, кажется, еле дышал, побледнел еще сильнее. Я хотела подойти к нему, сказать, что он может не рассказывать мне ничего, но Игорь уже заговорил – голос звучал глухо, как из подвала:

– Если ты говоришь, что все мы играем главную роль в своих фильмах, ее фильм был «Чистое сияние безупречного разума», и она была Клементиной. Я любил ее, да. Она тоже была не такой, как все. Мы знали друг друга еще со школы. Она постоянно что-то выкаблучивала, а я все время боялся, что ее накажут. Но почему-то этого никогда не случалось. Она как-то украла сигарету у нашей директрисы и заставила меня выкурить ее с ней пополам. Единственный раз в жизни, когда я курил. Она хотела, чтобы нас поймали, призналась при всем учительском составе, что взяла сигарету у директрисы. Потому что это, мол, несправедливо – наказывать нас за то, что мы берем пример с нее. Вот такая она была.

– А потом? – спросила я.

– Потом? – пожал плечами Малдер, моментально закрываясь. – Потом я тоже любил. И не единожды.

– Нет, нет, что стало с твоей Клементиной? Как ее звали? Какая она была? Красивая?

– Она была безумно красивой, – тут же ответил Апрель.

– Так. Мне нужно еще выпить, – вздохнула я. – Значит, безумно красивой. Ага. И что сподвигло тебя переменить взгляды и влюбиться в меня?

– Ты тоже красивая, – возразил Игорь, вынимая бутылку из моих рук.

– Ты тоже красивая, – передразнила его я. – Так утешают страшненьких девочек родители, когда те возвращаются с выпускного вечера, где их так никто и не поцеловал.

– Тебя никто не поцеловал на выпускном? – заинтересовался Апрель. – Отвечай, теперь моя очередь спрашивать.

– Без проблем. Меня никто не поцеловал, потому что я не ходила на выпускной.

– Почему? – удивился Малдер. Я затаила улыбку.

– А как ты думаешь? Какие могли быть причины?

– Ты заболела?

– Нет, я была совершенно здорова, – помотала головой я.

– Ты… ты не хотела кого-то там видеть? Тебе не нашли подходящего платья?

– Платья? – расхохоталась я.

– Ты что, даже тогда не носила платьев? – опешил Малдер.

– О, ты даже не представляешь, насколько я была далека от платьев. Видишь ли, мне пришлось сдать экзамены чуть раньше, потому что мой отец забрал меня с собой в Швейцарию сразу после окончания школы. Там шла научная конференция, в которой мой папа был одним из докладчиков, и он хотел, чтобы я посмотрела, как выглядит настоящий научный мир.

– И как он выглядит? Как-то иначе, не так, как наш?

– Это вопрос с вином? – улыбнулась я. Малдер вернул мне бутылку, я отпила немного. Кровь уже была горяча, и опьянение – от вина ли, от усталости ли – уже делало меня невесомой, словно я летала в космической кухне где-то неподалеку от Сатурна. – Нормальный мир, такие же люди – руки, ноги, страхи, всякие твои любимые психологические проблемы. И вовсе не все ученые страшненькие. Многие очень даже ничего. Мой отец, кстати, был очень красивым мужчиной. Как ты.

– Как я? – ухмыльнулся Малдер.

– Ты каждый раз удивляешься, когда я намекаю – весьма прозрачно, – что ты ужасно и непристойно красивый. Но у них там, в ЦЕРНе, некоторые целую жизнь готовы потратить на то, чтобы ловить кварки в адронном коллайдере. И внешность им побоку. Серьезно.