Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

государственности, необходимо знать ее агроэкологию. Как отметил Оуэн Латтимор,

орошение было невероятно плодотворным в лессовом ядре древнего Китая, где почвы были мягкими, без камней, легко обрабатывались, а климат позволял выращивать разные культуры – этот комплекс условий срабатывал везде, где земля была подходящей[104].

Несомненно, вода была жизненной необходимостью. Как мы уже видели, ее обилие в заболоченных районах стало предпосылкой формирования первых крупных оседлых сообществ. Только хорошо увлажненные аллювиальные почвы в районах с гарантированными осадками или в непосредственной близости от воды для орошения подходили для государственного строительства. Но вода была жизненно важна и по другим причинам. Будучи расположены в поймах рек или вблизи них и специализируясь на зерновом земледелии, ни один древний государственный центр Месопотамии не был экономически самодостаточен. Все они нуждались во множестве товаров, которые производились в иных экологических зонах (древесина, дрова, кожа, обсидиан, медь, олово, золото, серебро и мёд) и в ходе торговли обменивались на гончарные изделия, одежду, зерно и ремесленные товары государственных образований[105]. Большинство товаров приходилось перевозить по воде, а не по суше. Рискну предположить, что утверждение «нет водного пути – нет государства» – не большое преувеличение[106]. Ранее уже говорилось, что перевозки на корабле или барже были в несколько раз выгоднее, чем на осле или телеге. Подтверждает экономичность морских перевозок тот поразительный факт, что уже в 1800 году (до изобретения парохода и железной дороги) на корабле можно было добраться из Саутгемптона в Англии до мыса Доброй Надежды примерно за то же время, что доехать на дилижансе из Лондона в Эдинбург[107]. И, конечно, корабль мог перевезти намного больше груза. Чудо преодоления водным транспортом огромных расстояний за короткое время означает, что в истории практически нет древних государств, которые не зависели от судоходных путей (морских или речных) в удовлетворении своих потребностей с помощью торговли. Будучи расположены в междуречье Тигра и Евфрата, первые государства аллювиальных равнин пользовались их течением, чтобы сплавлять такие оптовые товары, как древесину, с минимальными затратами труда. Видимо, неслучайно в середине «Эпоса о Гильгамеше» повествуется о сплаве вниз по реке плота из кедра после убийства великана, который охранял великий лес, – из плота были сделаны главные ворота нового города.

В целом преодоление препятствий – важная задача государственного строительства, а судоходные и спокойные на протяжении большей части года реки помогают ее решению. Способствует становлению государств и равнинная территория. Поймы рек равнинны по определению, а пересеченная местность увеличивает транспортные расходы в геометрической прогрессии. Понимая экологическую подоплеку государственного строительства, Ибн Хальдун отметил, что арабы легко завоевывали равнины, но не могли преодолеть горы и ущелья[108].

Изучение первых попыток государственного строительства обнаруживает и обратную закономерность – условия, в которых возникновение государств было маловероятным или невозможным. Если концентрация населения помогает становлению государств, значит, его рассеяние, напротив, мешает. Если плодородные и хорошо орошаемые аллювиальные почвы обеспечивали необходимую концентрацию населения, то, следовательно, первые государства не могли возникнуть на неаллювиальных. Засушливые пустыни и горные районы (за исключением плодородных плоскогорий) буквально требуют рассеяния ради выживания и не могли стать ядром государственности. Эти «безгосударственные пространства» часто стигматизируются государственным дискурсом как «варварские» по причине разнообразия хозяйственных практик и типов социальной организации (скотоводство, собирательство и подсечно-огневое земледелие).

Государственный «модуль» требует концентрации рабочей силы преимущественно для оседлого земледелия. Но одной концентрации недостаточно: пример тому – заболоченные районы аллювиальных равнин южной Месопотамии, где возникли первые крупные поселения на Ближнем Востоке[109]. Они были густонаселены, но, хотя выращивали несколько злаков, их первые города не оставили следов (однозначных археологических) регулярной распашки полей. Как уже говорилось ранее, здесь применялись разные хозяйственные стратегии: охота и собирательство в водно-болотистых угодьях, сбор диких камышей и осоки, летние выпасы овец, коз и крупного рогатого скота. Несмотря на высокую плотность и большую численность, население не занималось земледелием.

Реконструкция центра древних городов подтверждает не модель социальной трансформации, запущенной орошаемым зерновым земледелием, а развитие поселений, которое началось <…> с оппортунистической зависимости от прибрежной биомассы[110].

Заболоченные земли обеспечивали накопление богатств и формирование городов, а не государств на протяжении тысячелетия. В отличие от ландшафта плужного земледелия, буйное разнообразие хозяйственных практик в этих районах не способствовало государственному строительству. Чтобы подтвердить подозрение, что дельты крупных рек не благоприятствовали становлению государств в древности, обратимся к примеру дельты Нила. Древнеегипетские государства возникли выше дельты Нила: она была густонаселена и богата ресурсами, но не стала фундаментом государства, а, напротив, считалась зоной враждебной и сопротивляющейся ему. Как и жители заболоченных районов Месопотамии, население дельты Нила добывало пропитание тем, что ловило черепах и рыбу, собирало тростник и моллюсков и почти не занималось земледелием, а потому не стало частью династической истории Египта.

Центры первых государств вдоль берегов Желтой реки тоже возникали в ее верховьях, а не в изменчивых и непредсказуемых районах дельты. Зерновое земледелие (выращивали только просо) было столь же важной основой государственного строительства в Китае, как и выращивание пшеницы и ячменя в Месопотамии. Китайский проект государственного строительства постоянно перемещался с одних плодородных лессовых почв на другие, игнорируя и горные районы (территории «внутренних» варваров) между ними, и сложный и многообразный ландшафт дельты Желтой реки.

Злаки порождают государства

Продовольственный фундамент всех главных аграрных государств древности – в Месопотамии, Египте, долине Инда и на побережьях Желтой реки – поразительно схож. Все эти аграрные государства были зерновыми – выращивали пшеницу, ячмень, а на берегах Желтой реки – просо. Возникшие позже древние государства следовали тем же путем, хотя к списку основных культур добавился орошаемый рис, и в Новом Свете – кукуруза. Частичным исключением из этого сценария является государство инков, которое было основано на кукурузе и картофеле, хотя кукуруза играла главную роль как «налоговая культура»[111]. В зерновом государстве один-два злака были источником пищевого крахмала, единицей натурального налогообложения и основой аграрного календаря, определяющего распорядок жизни населения. Границы зерновых государств формировали экологические зоны аллювиальных почв и доступных источников воды, которые обеспечивали саму возможность государственности. Здесь следует вспомнить введенное Люсьеном Февром понятие «поссибилизм»: такая экологическая ниша была необходима для государственного строительства (и могла быть расширена за счет управления ландшафтом – строительства каналов и террасирования), но недостаточна[112]. Соответственно, важно отличать концентрацию населения от становления государства: обилие плодородных земель было условием зарождения городов и торговли, но без масштабного зернового земледелия государство не возникало[113].

Почему зерновые культуры играли столь важную роль для