Против зерна: глубинная история древнейших государств - Джеймс С. Скотт

class="p1">Заболевания, связанные с оседлостью и скученностью позднего неолита, усугублялись рационом, который во все возрастающей степени состоял из продуктов сельского хозяйства и испытывал дефицит многих необходимых питательных веществ. При прочих равных условиях шансы человека пережить инфекционное заболевание, особенно если это ребенок или беременная женщина, зависели от типа питания. Чрезвычайно высокие показатели смертности среди детей (40–50 %) в сообществах древних земледельцев были результатом сочетания рациона, который ослаблял заболевшего человека, с новыми инфекционными заболеваниями, ему угрожавшими.

Подтверждения относительно ограниченного и скудного рациона древних земледельцев обнаруживаются при сопоставлении их костных останков с захоронениями охотников-собирателей, которые жили неподалеку в то же время. В среднем охотники-собиратели были на несколько дюймов (4–6 см) выше, что говорит об их более разнообразном и обильном рационе. Как уже отмечалось выше, сложно преувеличить это разнообразие: оно объяснялось охватом нескольких пищевых сетей (моря, болота, леса, саванна, засушливые районы), каждая из которых отличалась своими сезонными колебаниями доступности пропитания, и даже в случае с растительной пищей разнообразие было ошеломляющим по земледельческим меркам. Например, в ходе археологических раскопок в Абу Хурейре (период охоты и собирательства) были обнаружены следы 192 видов растений, из которых 142 вида были определены, а 118 до сих пор употребляют в пищу современные охотники-собиратели[84].

Симпозиум, посвященный оценке воздействия неолитической революции на здоровье человека, сделал следующее заключение на основе палеопатологических данных:

[Пищевой] стресс <…> вряд ли был привычен и широко распространен до того, как оседлость, плотность населения и зависимость от сельского хозяйства достигли высокого уровня. На этом этапе <…> уровень физиологического стресса, а также средние показатели смертности резко выросли. Большинство живших земледелием людей часто страдали от пористого гиперостоза (избыточное разрастание плохо сформированной костной ткани вследствие недостаточного питания, особенно дефицита железа) и cribra orbitalia (локальное проявление гиперостоза – в глазницах черепа), также отмечен значительный рост числа и тяжести случаев гипоплазии (зубной) эмали и патологий, связанных с инфекционными заболеваниями[85].

Как правило, от недоедания страдали те, кого мы бы назвали «сельскими женщинами» (теряли кровь при менструации) – видимо, вследствие дефицита железа. До начала сельскохозяйственных занятий рацион женщин обеспечивал им большое количество омега-6 и омега-3 жирных кислот – из дичи, рыбы и ряда растительных масел. Эти жирные кислоты важны, потому что облегчают усвоение железа, которое необходимо для формирования красных кровяных телец, переносящих кислород. Зерновая диета, напротив, не только не содержит незаменимые жирные кислоты, но и фактически препятствует усвоению железа. В результате все первые интенсивные зерновые диеты позднего неолита (на основе пшеницы, ячменя и проса) вели к железодефицитной анемии, которая оставила безошибочно опознаваемые судмедэкспертами костные следы.

Большинство факторов, усугубивших подверженность новым инфекциям, видимо, были обусловлены относительно высоким содержанием углеводов в однообразном рационе без достаточного количества дикоросов и мяса. В рационе, скорее всего, не хватало ряда важных витаминов и белка. Даже мясо домашних животных, которым иногда удавалось полакомиться, содержало намного меньше важных жирных кислот, чем мясо дичи. Заболевания, характерные для неолитической диеты, например рахит, оставили хорошо идентифицируемые костные следы; обнаружить следы заболеваний, которые влияют на мягкие ткани, намного сложнее (за исключением редких хорошо сохранившихся мумий). На основе знаний о рационе и древних описаний болезней (которых, судя по рациону, не существовало прежде) к результатам неолитических продовольственных практик были отнесены следующие болезни, связанные с питанием: авитаминоз, пеллагра, дефицит рибофлавина и квашиоркор.

А как обстояли дела у зерновых культур? Они тоже были подвержены влиянию своего рода «оседлости» на постоянных полях и в неизменных условиях скученности, а новый, управляемый человеком вариант селекции уменьшил их генетическое разнообразие, чтобы усилить желательные для него характеристики. Как мы увидим далее, как любому другому организму, зерновым культурам угрожали их собственные зависимые от плотности популяции заболевания. Поскольку «и скотоводство, и земледелие часто подвержены эпидемиям, неурожаям и другим несчастьям», Ниссен и Хейне считают, что древние земледельцы предпочитали, если была такая возможность, полагаться на охоту, рыбалку и собирательство[86]. Но и здесь вряд ли можно полагаться на археологические находки: они могут показать, например, что густонаселенная территория была внезапно покинута, однако без письменных источников сложно понять причины ее обезлюдения. Грибок, ржавчина, заражение урожая насекомыми, шторм, уничтоживший вызревший урожай, как и болезни, влияющие на мягкие ткани, не оставляют никаких следов или оставляют очень слабые. Письменные источники, если таковые имеются, скорее зафиксируют факт «неурожая» или голода, чем их причины, которые часто не понимали даже жертвы несчастий.

Зерновые культуры пережили собственный «растительный» эпидемиологический шторм. Представьте, сколь привлекателен был неолитический сельскохозяйственный ландшафт для патогена или насекомого: он был не только густо засеян, но и, по сравнению с дикими лугами, отведен лишь под две основные культуры – пшеницу и ячмень. Кроме того, на этих постоянных полях урожай собирался более или менее непрерывно по сравнению, например, с подсечно-огневым земледелием, где поле засаживалось в течение года-двух, а затем простаивало под паром десятилетие и дольше. Ежегодное возделывание поля, по сути, превращало его в постоянную кормовую площадку для насекомых-вредителей и болезней растений, не говоря уже о вездесущих сорняках, которые встраивались в те уровни пищевой сети, что не могли существовать без оседлого монокультурного земледелия.

Большие оседлые сообщества неизбежно означали наличие множества пахотных полей в непосредственной близости от себя, где выращивался один вид зерновых, что способствовало соразмерному увеличению популяций вредителей. По аналогии с эпидемиологией скученности людей логично предположить, что многие заболевания урожая, от которых страдали неолитические земледельцы, были вызваны новыми патогенами, которые воспользовались преимуществами столь питательной агроэкологии. Буквальное значение слова «паразит» согласно исходному греческому корню – «рядом с зерном».

Как и людям, зерновым культурам угрожают бактериальные, грибковые и вирусные заболевания, они также сталкиваются со множеством больших и малых хищников (улитками, слизняками, насекомыми, птицами, грызунами и другими млекопитающими) и с огромным разнообразием эволюционирующих сорняков, которые конкурируют с культурными растениями за питание, воду, свет и пространство[87]. Семечко в почве атакуют личинки насекомых, грызуны и птицы. В период роста и развития те же вредители являются для него угрозой, но к ним присоединяется тля, которая высасывает из растения соки и переносит болезни. На этой стадии развития грибковые заболевания особенно разрушительны – милдью (ложномучнистая роса), мокрая головня пшеницы, ржавчина и спорынья (известная как огонь святого Антония при попадании в организм человека). Та часть урожая, что не поддалась этим хищникам, вынуждена конкурировать с сорняками, которые любят вспаханную почву и мимикрируют под зерновые культуры. И даже когда урожай оказывается в амбаре, он все равно может быть атакован – долгоносиками, грызунами и плесенью.

Для