Мама на Рождество - Екатерина Орлова

чтобы маме было не так легко до него добраться. Я не хочу повторить судьбу Базза, так что придется что-то придумывать, чтобы ограничить активность наших с Эрикой мам.

В доме Эрики темно, видно только, как сквозь плотно задернутые шторы проникает тусклый свет. Стучу, параллельно набирая Эрику на телефон, и наконец дверь открывает ее мама.

— Добрый…

— Ш-ш-ш, — перебивает она меня. — Девочки спят. Проходи.

Девочки спят? Усмехаюсь. Это звучит так… не знаю, по-домашнему. Даже по-родному. Катаю на языке фразу «Мои девочки спят», и улыбаюсь шире, пока сбрасываю верхнюю одежду и обувь.

Прохожу в гостиную. У Эрики небольшой домик, но очень уютный. Гостиная, как и у меня, совмещена с кухней. Все в пастельных тонах, только на диване лежат яркие подушки. Миссис Коулман показывает мне на раковину с мылом, и я мою руки с улыбкой. Она суетится, складывая плед на спинку дивана, а потом берет сумочку и становится передо мной.

— Меня сейчас заберет Фред, а вы располагайтесь.

— А где Милли?

— Она с Эрикой в ее спальне. На плите рагу, в духовке мясо. У Эрики совсем не было готовой еды. В чайнике заварен зеленый чай, Эрика его любит. Но есть кофе. Правда, только растворимый. В холодильнике салат.

— Я не голоден, спасибо, миссис Коулман.

— О, Киллиан, ты верно забыл. Я просила называть меня Стеф.

— Простите, и правда забыл.

— Надеюсь, с вашим отцом обошлось?

— Обычный перелом без осложнений. Он уже дома.

— Я очень этому рада.

— Спасибо, миссис… — наталкиваюсь на игриво-осуждающий взгляд и исправляюсь: — Стефани.

Ее улыбка становится шире.

— О, Фред уже тут, — она смотрит на экран телефона, а потом торопится ко входной двери.

Проводив Стефани, поворачиваюсь лицом к гостиной и засовываю руки в карманы. И что я должен делать? Думал, что, приехав, застану Панду бодрствующей. Заберу дочку домой, попрощавшись с Коулманами. Но девочки спят. Снова улыбаюсь. Так мне нравится это «девочки», что я раз за разом повторяю это слово в своей голове.

Крадусь к спальне Эрики по темному короткому коридору. Здесь всего три двери. Заглядываю сначала в ванную, оформленную в бирюзовых тонах, потом попадаю в комнату, которую можно, наверное, назвать складом. Там составлены коробки, стоят напольные вешалки с одеждой, на всех горизонтальных поверхностях разложены какие-то вещи. За последней дверью темно, только горит маленький ночник в виде спящего кота на тумбочке. Улыбаюсь, глядя на него.

Тусклый свет освещает только часть комнаты. Кровать со стеганым изголовьем и кучей подушек, кресло для чтения с торшером возле окна, темные шторы. Справа на стене какие-то полки и небольшой письменный стол с деревянным креслом. Подробности я не могу рассмотреть в свете крохотного светильника. Но самое главное на кровати.

Подхожу ближе и смотрю на девочек с улыбкой. Милли обнимает Панду, которую я купил сегодня на ярмарке. Гризли остался в моей машине, так что дочке пришлось, судя по всему, все же сродниться с новой игрушкой. Моя дочь тонет в объятиях Эрики, которая заключила малышку в кольцо своих рук поверх одеяла. Кажется, стоит сейчас попытаться забрать Милли, Эрика сразу встанет на ее защиту. На это, по крайней мере, намекает ладонь, лежащая на спине моей дочки. Она выглядит как щит, обороняющий мою дочь от внешнего мира.

Я стою пару минут, размышляя, что делать. Забрать Милли — это значит, разбудить всех. А разбудить Милли — это обеспечить себе бессонную ночь. Но и злоупотреблять гостеприимством Эрики я тоже не хочу. А потом решаю сделать то, что я бы вряд ли сделал еще пару дней назад. Но так уютно мои девочки свернулись под одеялом, что я прямо чувствую тяжесть во всем теле.

Тихо раздеваюсь до трусов и забираюсь под одеяло позади Эрики. Обнимаю ее со спины, а Панда тут же хватает меня за палец и, вздохнув, причмокивает губками. Я улыбаюсь шире, когда Эрика, немного поерзав, идеально устраивается рядом со мной. Ее попка уютно размещается на моих бедрах, спина прижимается к моей груди, а голову она укладывает на руку, которую я просовываю под подушку. Идеальное положение, в котором через секунду я вырубаюсь.

А просыпаюсь от тихого шепота. Еще не открывая глаз, прислушиваюсь.

— А потом Гризли провалился в яму, — шепчет Милли. — Папа его спасал, как настоящий герой, и даже делал ему массаж сердца.

Я представляю себе, как расширяются глаза Милли, когда она это рассказывает. Так происходит все время, когда она посвящает других людей в непростую судьбу плюшевого медведя. Прячу улыбку в волосах Эрики и зажмуриваюсь.

— А еще папа поил его сиропом, когда мы с Гризли кашляли. Да-да, он лечил его и меня. А ты медведей лечила?

— К счастью, не доводилось, — шепчет Эрика.

— А панд?

— Нет. Только котов, собак, птичек и пару змей.

— Фу, не люблю змей.

— Я тоже, но что поделать?

— Она тоже кашляла?

Душу в себе смех, представляя, как кашляет змея.

— Нет, у нее была другая болезнь.

— А папа отдал котика Делии. А я бы хотела его оставить себе. Ты подаришь мне котика?

— Доброе утро, — произношу хрипло, останавливая диалог, который ступил на опасную территорию.

— Папочка, а Эйка подарит мне котика.

— Эйка тебе этого не говорила, не обманывай.

— Эйка, ты же подаришь?

Опускаю взгляд на Милли и вижу, с какой надеждой она смотрит на Эрику. «Скажи, что все коты в приюте сдохли», — умоляю мысленно.

— Вы можете с папой приехать и выбрать в приюте котенка, — подписывает она мне смертный приговор. Ну все, теперь Панда с меня не слезет.

— Папочка, ты слышал? Подари мне на Новый год котенка! Или скажи Санте, чтобы принес! Потому что я уже получила подарок на Рождество.

Она подается вперед и так крепко обнимает Эрику, что мне кажется, моя дочь может задушить ее.

— Панда, отпусти Эрику. Милли, — строже говорю я, когда она сжимает сильнее.

— Спасибо, — выдыхает Эрика натужно, как только Милли отпускает ее.

— Собирайся, милая, нам пора домой.

— Но папа! Я же еще не посмотрела дом Эйки! — Она соскакивает с кровати и несется из комнаты. — А у тебя есть животные? — кричит из коридора.

Я переворачиваю Эрику на спину и нежно касаюсь ее губ своими. Обнимаю и шепчу на ухо:

— Прости за