Ненавижу - Анастасия Монастырская

— Люблю ее, Марь Ивана. Вы — женщина, вы поймете, — и тут же закашлялся. Теща не признавала никаких папирос, кроме "Беломора".

— Хм, интересно рассуждаешь. А Люба кто тогда тебе получается, гермафродит?

— Она жена. Но я люблю Ольгу. И у нее будет ребенок.

— От мужа у нее будет ребенок, а не от тебя. Мазурик — ты дурак. Я всегда это Любе говорила. Только она не верила, считала, что ты просто мазурик. А ты еще и дурак. Не первый, не последний. Любовь человеку зачем дается, для того, чтобы силу его внутреннюю проверить. Стержень нащупать. Знаешь, чем Христа на самом деле искушали? Власть, деньги, — пустое. Его любовью совращали (не плотской, конечно, хотя и она, если подумать, не помешает), а той самой, душевно-духовной, которая и благо, и свет, и добро. Только если присмотреться, то любовь — от лукавого. Помнишь, чем заканчивается "Ромео и Джульетта"? То-то же. Шекспир даже в переводах слов зря на ветер не бросал. А ты, любовь-любовь! Ее давить в себе надо, ничего хорошего не принесет. Одни беды.

У тещи своя правда. У Ольги — другая. У Любы — третья. А ему что делать? Всем не угодишь. Устал он.

— Ты знаешь, задержка оказалась ложной…

— Поздравляю!

— И это все, что ты хочешь мне сказать?

— А что я еще тебе должен сказать? Впрочем, если хочешь, давай встретимся.

Ничего не просила, не уговаривала, не врала. Любила в тот раз, как последний. Он и был последним. Яркая, опустошающая страсть. В груди пустота — фантом сердца. Поцеловались и разошлись. Параллельными путями. Встречи ни к чему. И все же…

Первое время он высматривал Ольгу в толпе. Нашел бы, бросился, схватил — Моя! Моя! — И больше ничего не надо. Не права теща! Обманула, старая ведьма! Нельзя в себе давить любовь, нельзя! Ради чего, спрашивается? Чтобы днем и ночью, копить раздражение и злость, ненавидеть собственные и чужие привычки, корить себя и других за то, что однажды не смог сделать ни первый, ни второй шаги. Ведь было у них, с Ольгой, то, единственное и настоящее, то, что дается свыше раз в сто лет, согласно очередному розыгрышу небесной лотереи. Вытянуть билетик-то, вытянули, но воспользоваться не смогли. Потеряли. Вот если бы встретить, сказать ЕЙ всего лишь три слова, банальных, но очень правильных, и тогда… И тогда все будет иначе.

Идиот! «Идиот» по латыни — человек думающий. Вот он эту историю себе и придумал. От начала до конца. Потому что в реальной жизни финал оказался настолько пошлым…

Он раздраженно сел на постели, почесал бороду. Уже все равно не заснет. Значит, к вечеру, впадет в известное раздражение, чего бы очень не хотелось, учитывая обстоятельства. Вечером у жены — гости.

Мазурик ухмыльнулся. Интересное определение. Гости. Помнится, полгода назад он пришел домой пораньше, и услышал на кухне голоса. Оба знакомые.

— Знакомься, это моя подруга Ольга.

Ольга насмешливо улыбнулась, наблюдая за его растерянностью. На лице ясно читались вопросы: Как? Когда? Каким образом они могли познакомиться? Что она сказала Любе? Что Люба сказала Ольге? Догадывается? Скандал?

Скандала не последовало. Через два часа гостья засобиралась домой. Мазурик вызвался проводить до метро. Странно, но Люба отпустила их без ноты ревности, словно так и должно быть.

— И зачем ты это устроила? — спросил Семен, как только они вышли из подъезда на улицу. — Чего добилась?

— Что именно я устроила? И чего могла добиться?

— Знакомство с моей женой.

— Прости, но я не знала, что она — твоя жена.

— А что, фамилия Мазурик так часто встречается? — не удержался от подкола.

— Я не знала, что у нее фамилия Мазурик, — заупрямилась Ольга. — Мне вообще и в голову не пришло спрашивать Любу о том, какая у нее фамилия.

Семен Петрович не поверил, но до метро все-таки проводил. Попрощались холодно. По возвращении жена сделала вид, что спала. Раздираемый сомнениями, Семен устроился рядом и вдруг подскочил. От его подушки пахло Ольгиными духами. Что за чертовщина?! Так недолго и в паранойю впасть.

Утром вчерашние события показались плодом дурного воображения. Ну, встретились, подружились, ему-то что? Однако вечером Ольга вновь пришла в гости. Мазурик ее до метро провожать не стал. Пошла Люба. Когда женщины удалились, Семен Петрович принюхался: подушка опять пахал женскими духами.

— Она спит в нашей постели?

— Мазурик, ты болван! У Ольги голова заболела, прилегла отдохнуть. Не думала, что тебе будет неприятно. В следующий раз дам свою подушку.

— В следующий раз?

— Не придирайся к словам!

Ольга приходила часто, невзирая на явное недовольство хозяина дома. И однажды во время вечернего чаепития пополам с коньяком, вдруг расчувствовалась:

— Мазурики, вы мои!

И тут Семен Петрович все понял. Сложив два и два, получил четыре. И по лицу Ольги понял, что она поняла, что он понял. Аккуратная женская ладошка накрыла другую женскую ладошку.

В тот вечер Ольга впервые открыто осталась ночевать в их доме. Семену же постелили на кухне, на старенькой раскладушке, между столом, заставленной посудой и грязной плитой. Он не спал. Прислушивался к тихим звукам за дверью и представлял себе, как они… Как они это делают? Мужчина с женщиной — понятно, мужчина с мужчиной — тоже можно сообразить, но женщина с женщиной — в чем удовольствие? Природную гадливость сменило любопытство, на смену любопытству пришли ужас и стыд: а если узнают в институте?

Утром он сбежал, не дожидаясь, когда они проснутся. После долгой прогулки и двух бутылок пива позвонил Ольге из автомата на работу:

— Как спалось?

— Глаз не сомкнула. Рекомендую сменить подушку. Она очень неудобная. Шея болит.

— Потому, что скоро тебе ее сломают.

— Не хами, тебе это совершенно не идет.

— Это твоя месть?

— О чем ты, милый?

— Ты решила мне отомстить за то, что я тебя бросил? Ведь так? — Мазурик задыхался от ярости. — Я отказался на тебе жениться, и ты в отместку познакомилась с моей женой, а потом переспала с ней, шлюха.

— Это я тебя бросила, — неожиданно жестко сказала Ольга. — Ты же у нас мягкотелый, на мужские поступки совершенно не способен. Что касается наших отношений с Любой, то тебя они волновать не должны. Они — наше с ней сугубо личное дело. Спим мы, не спим, твое место — на кухне. Понял?

— Дрянь! Господи, какая же ты дрянь!

— А раньше ты меня называл любимой, — задумчиво произнесла Ольга. — Правильно говорят, мужчины — самые непостоянные существа, в отличие от женщин. Поверь, в таких мазуриках, как ты, я знаю толк.

В трубке хихикнули гудки.

С Ольгой они больше не разговаривали, ограничившись вежливой формой «привет-пока». Завидев в прихожей ее сапоги, пальто и сумку, Семен Петрович без лишних слов уходил на кухню и плотно прикрывал дверь.