Ненавижу - Анастасия Монастырская

Люба также вопросов не задавала, видимо, понимала причину столь явной неприязни, но продолжала принимать гостью по установленному графику: понедельник, среда, пятница. С мужем спать не то что бы отказывалась, но… не настаивала, тем самым еще больше его унижая.

Как-то Семен не выдержал и спросил:

— Почему?

Он ожидал любого ответа, кроме этого:

— Она единственно близкий мне человек. Больше у меня никого нет.

— А я?

В ответ молчание. И от этого стало еще гаже и неприятнее на душе.

Ты мне роди, а я…

В Нидерландах стартовало новое телевизионное реалити-шоу, участницы которого занимаются подбором для себя доноров спермы. По сценарию, кандидаты на отцовство, которых видят зрители, скрыты от женщин ширмой, и только в ходе разговора участницы должны определить, кто из мужчин наиболее им подходит для искусственного оплодотворения.

Девиз шоу — "Я хочу ребенка — и ничего больше!". Идея такого шоу впервые возникла ещё в 2001 году, вызвав бурю протеста в обществе и даже обсуждение этой темы в парламенте страны.

Но поток кандидаток с каждым днем становится все больше и больше…

— … Таким образом, я бы вам советовал пройти курс химиотерапии.

— И он мне поможет? — равнодушно спросила Ада.

— Гарантировать не могу, но вы должны попробовать. Чем черт не шутит! — врач явно испытывал неловкость. Слишком уж укоризненным и безнадежным был взгляд у его пациентки. Ты-то живешь, а я…

— У меня выпадут волосы? — рука осторожно коснулась блеклого пучка, из которого торчали черные шпильки.

Он посмотрел в окно, где облетали красные листья.

— Да, у вас выпадут волосы.

— Все? До единого?

И снова багряные листья. В Японии, говорят, их солят, а потом едят, запивая зеленым чаем. Чего только ни придумаешь, когда у тебя все хорошо.

— Смешно… Голый череп, как у Нефертити. Только я не Нефертити.

— Можно носить парик, — в стерильных руках хрустнул карандаш.

— Вы так думаете? — в ее голосе прорезалась ирония. — Благодарю покорно. И последний вопрос: операция… Может, стоит попробовать?

— Я же вам говорил, — поморщился доктор. — По статистике…

— Да-да, вы говорили, по статистике, умирает каждый второй или первый. Впрочем, разницы никакой. Все равно умирают. Ведь так? Через полгода мучительные боли, дыхание на наркотике, а еще через год меня не станет. Вот и вся ваша статистика. Но в любом случае — спасибо за честность.

— Да что вы, это же наша работа.

Конечно, это ваша работа: честным словом убивать людей. Он ведь с самого начала знал: ее опухоль неоперабельна. И, значит, нужно позаботиться о завещании. Вот только оставить нажитое имущество некому, да и незачем — совершенно одна. И даже Колобку нет никакого дела до бывшей жены. Вспомнив о муже, инстинктивно сжала колени и одернула юбку. Непроизвольно поморщилась, чувствуя, как белье становится грязным и вонючим. Уже сейчас проблема, а что будет дальше? Дальше — статистика.

Ада вышла на улицу. Поздний сентябрь. Осень бесновалась в желто-мокром экстазе. Под ногами хрустели желуди. Она наклонилась и подняла один: потерла пальцем глянцевый, еще не раздавленный бочок, провела по щербатой шапочке с хрупким хвостиком. Как она раньше любила это время года: прибегала домой с охапкой золотисто-красных листьев, а в набухших карманах перекатывались желуди. Это последняя осень. Больше не будет. Ни перепрелых дождей, ни горько-красной рябины, ни первого снега, стыдливо укрывающего свинцовый асфальт. Ни-че-го! Горло перехватила судорога: как такое могло случиться?! Не то, чтобы она надеялась жить вечно, но очень больно уходить раньше всех. Тем более, по такой глупой и банальной причине. Говорят, рак сжигает тех, кто не умеет прощать. Что-то подобное она читала в каком-то глянцевом журнале. Жили-были ОНА и ОН. ОНА любила его, ОН ушел к другой, и ОНА заболела и умерла. Типичная история? Отнюдь… если продолжить аналогию, то и СПИД дается нам в наказание за любовь к животным и сексуальную свободу.

По голубому полотну текли облака. Ада запрокинула голову, пытаясь угадать в их очертаниях себя. Может, и она также, через год? Проплывет мимо Колобка, а он даже и не заметит. Будет обнимать свою новую жену и одновременно говорить по мобильному телефону. Как же несправедливо! Даже плакать хочется! Но разве жизнь когда-нибудь была справедливой штукой, Ада? Ты можешь вспомнить? Или ко всем бедам добавилась и амнезия?

Листья, листья, много листьев… Ее дед умер в первый день весны, отчаявшись дожить до лета. Между смертью и жизнью — десять месяцев на узком желтом диване. Перед мерцающим телевизором, до которого ему уже не было никакого дела. Опухоль неоперабельна, тем более, в таком возрасте… Все эти годы ей особенно было больно от мысли, что телевизор с дистанционным пультом и десятком программ появился в их доме только после похорон. Не потому, что было жалко денег, а потому, что он не хотел. Намного тяжелее уходить, когда ты понимаешь, что мир не укладывается в три красные кнопки старенькой "Радуги".

Ада сжала желудь, вспомнив тот день.

Они были в квартире одни. Она собиралась уходить на свидание и осторожно, на всякий случай, заглянула в комнату. Почти восковой профиль.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Поди сюда.

Она протиснулась в комнату и нерешительно подошла к дивану. Его узловатые пальцы перехватили тонкое запястье:

— Послушай… Я понимаю, что не имею права тебя просить об этом, но кроме тебя… Пожалуйста… Один укол… Всего лишь один… Шприц на тумбочке… Или таблетки… Сразу… Никто не узнает. Пожалуйста, детка… Слишком больно, слишком страшно, слишком долго…

Выцветшие прозрачные глаза смотрели сквозь. По желтой щеке с лопнувшими сосудами, текли слезы. Пальцы по-прежнему обнимали ее запястье… Пожалуйста… Никто не узнает…

Ада вырвала руку и бросилась в другую комнату. Ничком на диван. Спрятав голову в подушку. Но и сквозь пуховую тишину она услышала понимающий вздох. Он не корил. Просто попросил, ни на что, впрочем, не надеясь…

Дед прожил еще три месяца и отошел ранним утром. По радио передавали песню про первый день весны. Бабушка плакала и укрывала деда одеялом: стынет… Ада смотрела на острый профиль в ежике серой щетины и думала о том, что в первый раз в жизни дед не увидит весну. И от этого становилось обидно и горько. Весна есть, а его нет.

В крематории, подойдя к гробу Ада просила прощения за то, что не выполнила последнюю просьбу. Тогда она еще не знала, что и смерть может быть милосердием.

Теперь знает.

Но слишком поздно, чтобы надеяться на то, что ее смерть окажется милосердной.