Чувства наизнанку - Даша Коэн

подождет, — осторожно произношу я слова, хотя сама дышу точно так же, как и он, ловя электрические всполохи по телу, от почти нестерпимого наслаждения.

И страха.

Потому что меня так неожиданно прикрутило рядом с ним, что я больше ни о чем не могу думать, кроме как о том, что хочу, чтобы он поцеловал меня.

По-взрослому.

Так, как только он один и умеет.

— Подождет? — переспрашивает и подается чуть ближе ко мне.

— Да, — киваю, — и вообще, нам, наверное, пора уже…

— Да, нам пора, Тань, — улыбается Хан, а потом в один рывок набрасывается на мои губы, но не в диком, развратном темпе, а так трепетно, порхая по моим губам невесомо и нежно. И язык его тоже не толкается внутрь меня, а ласкает чувственно и осторожно, постепенно выкручивая из меня полудохлые предохранители.

И его руки…

О, они везде! Сжимают попку, поднимаются выше, в одно движение находят застежку от бюстгальтера и расстегивают ее, откидывая ненужную деталь моего нижнего белья в неизвестном направлении.

Не успеваю даже пикнуть или как-то прикрыться, а пальцы Марка уже хозяйничают на моих сосках, потирая их, пощипывая, потягивая…

Пока между ног не начинает тоже тянуть, а ткань трусиков не намокает, не выдерживая моего возбуждения. Свожу колени, но мне не дают этого сделать. Его рука уже там, поглаживает меня между ног, надавливая на разбухший бугорок.

И поцелуй его меняется. Он слишком быстро трансформируется из невинного в безумный, жаркий, жадный и опьяняющий. И я уже не могу ничего ему противопоставить, я просто плавлюсь под этой атакой, умоляя себя собраться и прекратить все.

Поставить точку на сегодня.

У меня есть принципы. Правила. Гордость, в конце концов.

Та самая гордость, которая начинает трещать по швам, когда Марк все-таки скидывает с себя халат, под которым ничего нет.

— Марк, — испуганно шарахаюсь я, при виде его поджарого, мускулистого тела и толстого, увитого венами члена.

— Я здесь, — и снова поцелуй.

Только уже не в губы, а ниже. Мои соски — они атакованы им, а я умоляю себя не закрывать глаза, не поддаваться его ласкам, не стонать. Не приподнимать бедра к его пальцам, которые снова опустились мне между ног.

Но эти пальцы коварны, они трогают меня слишком правильно, слишком умело. Дразнят. Заводят, но не дают того, что мне больше всего хочется, но все же убирают мокрую полосочку кружева в сторону и прикасаются к моей девочке, одним движением зашвыривая меня в безумие.

И пока клитор купается в ласке, я не замечаю ничего. Особенно того, что Марк все-таки разводит мои ноги в стороны, а потом и устраивается между них, разрывая зубами пакетик с защитой.

— Ты такая красивая, Таня, — шепчет мне Марк, заменяя одну руку своим членом, водя им между моих мокрых складочек.

Вверх.

Вниз.

Чуть входит и снова обратно.

И все это время сладко натирает мой перевозбужденный бугорок, пока я не могу найти себе места в предоргазменном зуде. Он лижет мой позвоночник, сводит судорогой ноги, заставляет вскидывать бедра, навстречу его движениям.

Мастерский выносит мои мозги.

— Я так тебя хочу, — его голос звучит ближе, а я снова чувствую обжигающие поцелуи на своей груди.

— Марк, только не секс, — шепчу я уже в полубреду, но на чистом автопилоте, потому что уже почти в раю, почти расплавилась, почти наполнилась концентрированным дурманом.

— Только секс, — шипит он, а затем набрасывается на мой рот.

Целуя и входя в меня одновременно.

Глава 17. О том, как мне приспичило…

Марк

Честно?

Когда я вчера в машине услышал про типа первый раз, то подумал, что это тупо вброс. Плоский. Махровый. Но вброс.

Да, он потом бы трансформировался во что-то типа:

— Ой, дорогой, мой настоящий первый раз был так давно, что я его и не помню уже толком. И вообще он не считается по понятным причинам. Для меня ты номер один и не важно, кто там был до тебя.

И дальше по тексту, как это обычно бывает у баб.

Оттого-то я просто сделал скидку Тане за артистические способности, стойкость и умение идти до конца. Ну, потому что много вы видели сексуальных и охуеть каких красивых девственниц в их двадцать два года, м-м? Лично я — ни одной.

Это даже уже не вымирающий вид. Это чертов динозавр!

Девственница? Ну точно…

А я тогда розовый пони, что питается радугой и какает бабочками. Тем более, учитывая всех тех мужиков, что потирались рядом с Сажиной только в последнее время. Рома этот гребаный.

Сука, аж бесит! Как представлю, что он совал свой огрызок в Таню, так аж перекрывает. И черт знает почему. Никогда никого не ревновал, а эту конкретную бабу почему-то да. Но это, наверное, именно потому, что я ее еще не трахал, да? Ну, а как иначе?

И это не ревность, а тупая мужская зависть, что кто-то там уже был, а я нет.

Но я с ее спектаклем смирился, особенно тогда, когда она на полном серьезе сказала мне, что уволится. Я, видите ли, такой же похотливый засранец, как и ее бывший работодатель.

Ну я вообще так-то сравнения не люблю, ибо моему сердцу как-то ближе восторженные дифирамбы и все такое. Может потому я и решил выяснить, что там Иванчук реально отважный или просто сохранился.

И выяснил, блядь.

Оказывается, этот жирный гремлин молодых и умненьких девочек еще со школьной скамьи себе бронировал, чтобы потом, подогнав под монастырь спонсорским контрактом и неподъемной неустойкой, залезть под юбку и трахать в свое удовольствие полностью обездвиженную жертву.

Ёбаный урод.

Но кибербезопасность наше все. И очень быстро в моих руках появился забористый компромат на Иванчука. Достопочтенный Геннадий Степанович визжал, как сучка, когда я сунул ему под нос милое фото, где он был переодет милой маленькой девочкой с кляпом во рту. Остальное было всего лишь делом техники.

И нет, я не собирался играть в гребаного Робин Гуда. Я просто хотел познать Таню Сажину в библейском смысле, а самый короткий путь в ее трусы был именно такой. Кто-то давал после безлимитного шоппинга, кто-то после блеска цацок на их теле, кто-то просто так давал, потому что я охуенный.

А вот Тане нужен был влюбленный на всю голову герой. И я ей дал его. Все по фен-шую.

И когда я вез ее в «Медвежьи угодья», я знал, что Таня домой просто так уже не вернется. Опытная обольстительница или непорочная дева — плевать. Она будет