Няня для сурового папы - Полина Довлатова

избавиться от хвойно-морозного аромата, застрявшего в носу и в лёгких. Потом резко захлопываю открытое настежь окно и несколько раз зажмуриваю веки. Да, точно. Окно было виновато. Не успеваю толком выдохнуть, как Бурый возвращается обратно с банкой красного варенья в руках. Вместе с ним на кухню забегают девочки. На этот раз без муравьиной фермы, слава богу!

— Ну что, садимся уже завтракать? Или у кого-то есть ещё дела? Накормить ферму аллигаторов или мух, например? — шучу, ставя на середину стола заварочный чайник с дольками лимона внутри. Бурый в свою очередь достаёт чашку и наливает туда варенье. Как хорошо, что первая партия сырников не сгорела. А то остались бы все голодные.

— Что такое аллигатол? — спрашивает Тася, усаживаясь за стол.

— Крокодил.

— Ух ты! Фелма клокодилов!

— Не подавай ей идеи, пожалуйста, — закатывает глаза Бурый, затем раскладывает сырники по тарелкам для девочек. — Ещё фермы аллигаторов мне здесь не хватало.

Я прыскаю со смеху, потому что ну это уж точно невозможно.

Девочки начинают с наисчастливейшим видом макать сырники в варенье и довольно жевать, запивая чаем. Я приступаю к завтраку в самую последнюю очередь, так как всё это время наблюдаю за реакцией детей и Бурого на мою стряпню. Нет, я знаю, что сырники получились вкусные, но мне почему-то доставляет удовольствие наблюдать за тем, с каким аппетитом их поедают девочки и их ЗОЖНИК-папа. Я даже перестаю в какой-то момент переживать насчёт второй сгоревшей партии.

— Ты чего не ешь? Давай завтракай, Марья Алексевна. А то мне скоро уезжать. И девочки потом тебе нормально поесть не дадут.

Я давлюсь кусочком сырника, который только успела в рот положить.

— В смысле, уее-кхе-кхе-зжать?!

Бурый тяжело вздыхает. Затем подрывается, наливает чай из заварочника и протягивает мне.

Хватаю стакан из рук мужчины и начинаю жадно глотать, слава богу, успевшую остыть жидкость.

Когда сырник, застрявший поперёк горла, наконец удаётся проглотить, я вытираю с глаз слёзы и недоумённо смотрю на Бурого.

Тот качает головой, поджав губы.

— Мда. Это, наверное, моё самое дебильное решение, но куда деваться… Всё-таки, ты же няней у меня работаешь.

— Какое ещё решение?! Вы… что… вы хотите меня одну с детьми оставить?! — хлопаю глазами, переводя взгляд с Бурого на девочек и обратно.

— Сам поверить не могу…

— В смысле, не можете поверить?! Что я с ними буду делать?!

— Ну а что обычно с детьми делают? Хорош паниковать, Марья Алексевна. Не сожрут они тебя. Достанете какие-нибудь настольные игры или книжку почитаете. В конце концов, мне нужно съездить в мастерскую и проверить, как идёт работа с твоей машиной. Иначе ты отсюда никогда не уедешь. Меня не будет всего час, не больше.

Прикончив свою порцию сырников, Бурый поднимается из-за стола и несёт тарелку в посудомойку.

Нет, он, что, он не шутит что ли?

— Спасибо. Было очень вкусно. Правда.

— Пожаалуйста… Эээ… Стойте! — взмахиваю рукой, глядя, как Бурый натягивает куртку и уже собирается уходить.

Не то что бы я совсем не знала, что делать с детьми. Просто… я никогда не несла абсолютную ответственность за чужих детей. Одно дело, когда их отец рядом, в том же доме. И другое — когда его нет поблизости.

— Что ещё? — выгибает он бровь, а затем комично вздыхает и закатывает глаза. — Машенька, не плачь, я скоро вернусь. Поиграй пока в игрушки. Мультики посмотри. Девочки, проследите за тем, чтобы Марья Алексевна не плакала и ничем себя не поранила.

Тася весело хихикает на шутку отца. И даже Васиных губ касается улыбка. Хотя затем девочка с серьёзным видом кивает.

— Хорошо, пап.

Боже, о чём это я переживаю? Эти дети остались ночью, одни в доме с вырубленным электричеством и открыли дверь не пойми кому с фонариком в руках, а я… я нервничаю, что не справлюсь какой-то час?

Да! Я, чёрт возьми, нервничаю!

— Очень смешно… — буркаю, прикусив губу.

— На самом деле, да. Не скучайте, — Бурый подмигивает и выходит из дома.

Мы с девочками остаёмся одни. Я поворачиваюсь к двум парам смотрящих на меня глаз и пожимаю плечами.

— Ну… наверное, сейчас помоем посуду, а потом… чем займёмся?

— Сколмими мулавьям последний сылник? — Тася поднимает в воздух сырник и показывает мне.

Нееет. Вот только не этим точно.

Глава 14

Свои дети — это свои дети. А чужие… чужие…

Конечно, бывает, что я остаюсь с детьми Кирилла и Лизы, но это совсем другое дело, ведь они мои племянники. А Тасе и Васе я по факту никто. Как и они мне.

Девочки вон даже с соседкой, которую знают, оставаться не особо любят, так с чего бы им быть в восторге от того факта, что их отец оставил их наедине со мной? И чем нам действительно заняться?

В общем, в некоторой панике я пребываю ещё примерно полчаса с тех пор, как за Бурым закрылась дверь. Какой беспечный папаша, однако. Оставил своих девочек с практически незнакомкой. Может я того… неадекватная? Была бы я на месте его жены… Так, стоп. Ладно. Я не хочу представлять себя на месте его жены. Оставим все эти домыслы.

Короче Тася с Васей помогают мне убрать со стола, после чего меня одолевает ступор. Нууу… и дальше, что?

Однозначно не муравьёв кормить.

— Алё, папа? — поворачиваюсь на Тасин голос.

Девочка держит в руках телефон и по всей видимости звонит отцу.

— Тася, ты зачем папе звонишь? Он занят, — качает головой Василиса, но Тасе на замечание сестры по барабану.

— Пап? Чего делаешь?… У нас всё холошо… Маша не плачет…

Я закатываю глаза.

У этих детей умение подкалывать по крови от отца передалось?

Пока Тася что-то ещё лепечет Бурому в трубку, я обвожу взглядом кухню, стараясь собрать мысли в кучу и придумать наконец, чем занять девочек. Интересно, вот Бурый вроде как за ЗОЖ, а на остальные сферы жизни его правильность распространяется? Типа, мультики смотреть пятнадцать минут в день и не больше, в телефон играть пять минут, двадцать минут читать и тому подобное? Я бы не удивилась…

Взгляд цепляется за рисунки на холодильнике. Я подхожу ближе и начинаю рассматривать результат детского творчества, игнорируя "опись поврежденного имущества", который Бурый прицепил на магнит рядом.

Когда я в последний раз рисовала? Чёрт, а ведь я давно в