Бриллианты шталмейстера - Иван Погонин

Бухгалтер сидел, раскрыв рот. Потом начал говорить:

– А вы подождите хоронить свою идею. На мой взгляд, она имеет все права на жизнь. Естественно, лавочники тоже предполагают, как поменяются цены, вот только купить сахара впрок на целый год не могут – не имеют таких оборотных средств и соответствующих складских помещений. А потом, им-то практически все равно, что будет с ценами. Купит лавочник сто пудов дороже на пятьдесят копеек за пуд, потеряет пятьдесят рублей. Так он цену фунта на пару копеек поднимет и эти пятьдесят рублей вернет, да еще и в прибыли останется. А обывателям объяснит, что не он в удорожании виноват, а мы, сахарозаводчики, совсем совесть потеряли.

Кунцевич задумался, а потом спросил:

– А если цены начнут падать?

– Тоже хорошо, – бухгалтер говорил со все возрастающим энтузиазмом. – Заведующий проданный по осенним высоким ценам товар запишет проданным весной, по низким ценам. Лавочники-то у него сахар круглый год берут, снижения цен тоже не могут дожидаться[38] – покупатели каждый день чай пьют. – Неожиданно энтузиазм из голоса Лейбовича исчез. – Нам осталось только придумать, зачем лавочникам заключать условия на меньшую цену? Я, покупая сахар по пять рублей, никогда бы не согласился, чтобы в счете стояло четыре.

– Скорее всего лавочников никто и не спрашивает. Здесь-то и есть самое уязвимое место для вора. Весь год он продает сахар по действующим ценам, выписывает покупателям настоящие счета и только ближе к лету, когда уже динамика цен обозначена четко, начинает мухлевать – переписывает счета так, что количество проданного по низкой цене сахара уменьшается, а количество дорогого сахара возрастает.

– Точно! – Глаза у бухгалтера опять загорелись. – А вы знаете, ему вообще незачем знать, в какую сторону будет скакать цена, ему достаточно самого факта, что она скачет! Счета он фабрикует перед самой ежегодной ревизией – занижает продажи по высоким ценам, завышает по низким, а разницу в карман. И не надо читать никаких «Вестников»! Естественно, что переделывать все счета он не будет – это сразу же бросится в глаза, но переделка пятой или даже десятой части позволяет вору положить в свой карман несколько десятков тысяч рублей в сезон.

– Сколько-сколько? Какие же у вас обороты?

– Губернии, в которых торгует Хохлов, ежегодно потребляют около двух миллионов пудов сахара. Из этих двух один миллион продает наше товарищество. Пусть Хохлов смухлюет над одной десятой от этого миллиона и пусть сворует по полтиннику с пуда. Сколько он поимеет?

– Сто тысяч умножить на ноль пять равно… Пятьдесят тысяч!

– В сезон. А ежели мухлевать не с одной десятой, а с двумя, да делать это лет десять? Миллионщиком можно стать! Всего-то и надо – в конце сезона посидеть несколько ночей над документами!

– Все это хорошо, – теперь начал сомневаться чиновник для поручений, – но как быть с отчетами, как же движение денег, наконец? Ведь за якобы проданный осенью сахар он получает деньги только весной?

– Верно. На этом-то скорее всего его и поймал Горянский – денег у Хохлова недоставало, а вот сахара был некоторый избыток. Да и все счета тот, видимо, переделать не успел – ревизия была внезапной. Назар Титович понимал, что после убийства ревизора у него будет еще одна ревизия, стал подгонять бабки, торопился и немного ошибся. Отсюда и небольшой избыток денег на счету. Ну а что касается отчетов, мы – фирма частная, лишней бумажной работой своих служащих стараемся не обременять и требуем отчета только раз в год – в конце лета, перед раздачей дивидендов. Я думаю, что теперь правление этот порядок, конечно, изменит.

Кунцевич некоторое время молчал, размышляя.

– Ваш филиал продает в день по две с половиной тысячи пудов, стало быть имеет кучу конторщиков, чтобы счета-то выписывать?

– Да, штатец мы там держим немаленький.

– Но липовые-то счета должен был выписывать сам Хохлов, ведь не стал бы он доверять это не посвященному в дело человеку? А с посвященным надобно делиться.

Кунцевич вышел на перрон только после того, как Лейбович исчез из виду, смешавшись с толпой пассажиров и встречающих, – афишировать их знакомство был не резон. Коллежский секретарь кликнул извозчика и велел везти себя в гостиницу «Россия», располагавшуюся на углу центральных Александровской и Немецкой улиц – поближе к жилищу подозреваемого. Там он снял рублевый номер, умылся и пошел обедать.

Еще в поезде Кунцевич и Лейбович сговорились, как будут выводить Хохлова на чистую воду. Приступив к занятиям в конторе саратовского филиала, Нахман Самуилович стал отыскивать счета, оформленные самим заведующим, и сообщал их реквизиты коллежскому секретарю. Тот ехал к купившему сахар лавочнику, предъявлял свое полицейское свидетельство и просил показать торговую книгу. Догадки сыщика и бухгалтера полностью подтвердились – Назар Титович воровал именно так, как они и предположили.

Так, из одного обнаруженного Лейбовичем счета выходило, что вольский купец Шведов в мае купил у Хохлова 43 мешка сахарного песка на 894 рубля 40 копеек. Товар ему был отпущен по 5 рублей 20 копеек за пуд. В книге же Шведова значилось, что такое количество сахара взято было им еще в декабре, и не по пять двадцать, а по четыре семьдесят пять. Этот же торговец, если верить записям Хохлова, в апреле приобрел 173 пуда сахара в головках по цене 6 рублей 10 копеек за пуд, хотя Шведов, держатель мелкооптового склада, догадываясь о предстоящем росте цен, основные закупки сделал в начале зимы и покупал головы по пять шестьдесят. Одна только продажа сахара Шведову принесла Хохлову около 150 рублей. Другой мелкий оптовик – лавочник из Ровного Лахов – купил сразу 500 пудов песка. На нем Назар Титович заработал 250 рублей. Лахов также сообщил Кунцевичу, что о подробностях этой сделки его уже опрашивал «какой-то жид из ихней конторы». Через две недели, когда доказанная сумма похищенного перевалила за десять тысяч, Лейбович со всеми документами помчался в Киев, а еще через пять дней судебный следователь 1-го участка города Саратова статский советник Федор Павлович Лудин принял к своему производству уголовное дело, возбужденное по статьям 1681-й и 1671-й Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, которые карали за присвоение и растрату чужого движимого имущества на сумму свыше трехсот рублей лишением особенных, лично и по состоянию, присвоенных прав и преимуществ и отдачей в исправительные арестантские отделения на срок от полутора до двух с половиной лет.

25 июня Хохлов под конвоем околоточного и городовых был доставлен в здание Судебных установлений. Кунцевич испрашивал у следователя разрешения присутствовать при допросе, но не получил его. «Я, милостивый государь, привык беседовать с преступником один на один. Мне так проще влезть к нему в душу и довести до сознания», – объяснил свой отказ статский советник. Мечиславу Николаевичу пришлось ждать окончания следственного действия в коридоре Окружного суда. Каково же было его удивление, когда Назар Титович после часовой беседы преспокойно вышел из камеры следователя и, никем не удерживаемый, отправился восвояси.