Бриллианты шталмейстера - Иван Погонин

«Какого черта я к нему поперся? – Кунцевич, досадуя сам на себя, вышел на улицу и кликнул извозчика. – Чего мне от него надо было? К совести воззвать? Нешто я не понимал заранее, что это бесполезно. Да и мне ли взывать к его совести? Сам ли я намного праведнее?»

– Куды зволыте? – прервал самоуничижающие размышления сыскного чиновника возница.

– До Фундуклеевской много ли возьмешь?

– Фундуклеевская велика, барин.

– Мне нужна гостиница «Лион».

– Полтинничек положите?

– Два пятиалтынных дам.

– Додайте пятачок та сидайте.

Войдя в номер, он прежде всего написал записку: «Милостивый государь, Алексей Феликсович! Я хочу переговорить с Вами по известному Вам делу, в виду чего прошу Вас не отказать принять меня если возможно завтра утром в 9-91/2 ч. ч., или могу быть у вас еще даже сегодня во время, которое Вы мне назначите. Жду ответа в гостинице „Лион“, Фундуклеевская, 5. С совершенным почтением М. Кунцевич». Запечатав послание в конверт и поручив коридорному отправить его адресату, коллежский секретарь стал приводить себя в порядок после долгой дороги.

Не успел он закончить туалет, как в дверь постучали.

– Войдите! – разрешил Кунцевич, повязывая у зеркала галстук.

Дверь открылась, и на пороге он увидел Рудого.

– Примете, господин коллежский секретарь? – тон у сыскного пристава был дружелюбно-примирительный.

– Однако ж, быстро вы меня отыскали! – Столичный чиновник своего занятия не прервал и лицом к гостю не поворотился.

– Дык я за вами вслед агента послал, – не стал скрывать Рудый.

– Вы бы эдакое проворство выказывали, мои запросы исполняя.

– Ну виноват, виноват, каюсь и обязуюсь искупить. Тока не надо жаловаться-то, а? А то погонят меня со службы, а у меня семья…

– Вы же сказали, что жена от вас ушла?

– Я другой обзавелся…

Наконец коллежский секретарь соизволил повернуться к гостю-просителю:

– Ну хорошо, жаловаться я не стану. Но в ответ жду от вас полного содействия в расследовании порученного мне дела.

Первое место среди киевских садов безусловно принадлежит Царскому, причем по всем показателям – по красоте, величине и первородству. Сад был заложен еще Петром I, Елизавета Петровна превратила сад во французский парк и украсила великолепным дворцом работы Растрелли.

К сожалению, в 1819 году дворец сгорел, и вскоре от царственной роскоши сада ничего не осталось. Он превратился в запущенную рощу, ходить по которой даже днем было небезопасно.

В 1870 году дворец был выстроен на прежнем месте. Перед ним разбили цветник, а позади заложили сад, куда можно спуститься по ступеням каменной террасы.

В 1874 году напротив дворца, на месте плац-парадной площади, был устроен обширный Мариинский парк, который к началу двадцатого века значительно разросся и служил обычным местом гуляний жителей аристократических Липок и древнего Печерска.

Усадьба дворца и Мариинского парка занимала около 7 десятин, остальная же площадь Царского сада перешла во владение города, который сделал из нее доходное предприятие.

Нижняя часть Царского сада, подходящая к Днепру, отцами Киева была отдана в аренду купеческому клубу и стала называться Садом купеческого собрания, или, по-другому, Садом минеральных вод, так как там находилось городское заведение искусственных минеральных вод с водолечебницей.

Администрация клуба, надо отдать ей должное, не превратила арендуемый сад в грязный кафешантан, а, напротив, сделала из него один из живописнейших уголков Киева. Здесь были разбиты уютные площадки, широкие аллеи, цветники, выстроен легкий ажурный летний театр, а над самым обрывом неприступного берега киевские коммерсанты поставили беседку, откуда открывался волшебный вид на Подол, на Днепр, на Заднепровье. Особенно хорошо там было поздним вечером…

Издалека доносились звуки наигрываемого оркестром вальса, под обрывом застыла река, усеянная огоньками пароходных огней… Мечислав Николаевич забыл, зачем он здесь, и очнулся только от вопроса Веккера:

– Пить что будете?

– А? На ваше усмотрение.

– Тогда шипучки! Принеси-ка нам, братец, моей любимой, – обратился сахаропромышленник к официанту.

– Да-с, только из-за этого вида стоит ехать в Киев! – Кунцевич с сожалением отвернулся от реки и стал смотреть на залитую ярким электрическим светом веранду ресторана и гуляющую публику.

– Виды у нас действительно замечательные! Но вы же не только ради них к нам прибыли? – Веккер смотрел на него пристально.

– Была бы у меня возможность ездить по миру только для того, чтобы любоваться видами, я бы этим только и занимался! – сказал с грустью коллежский секретарь. – Но, к сожалению, делать это я могу только во время исполнения служебных обязанностей.

– Ну и как это исполнение, нашли убийцу?

– Позвольте мне ответить на этот вопрос несколько позже. У меня есть кое-какие соображения, но вначале я сам хочу задать вам несколько вопросов.

– Спрашивайте скорее, я расскажу все, что знаю! – нетерпеливо потребовал миллионщик.

В это время к их столику подскочил официант, и разговор прервался.

Услужающий ловко откупорил бутылку, разлил вино по бокалам и, поклонившись, отошел на несколько шагов, чтобы не мешать разговору клиентов, но в любой момент иметь возможность выполнить любое желание дорогих гостей.

– Хохлов ревизора убить не мог, – начал тихим голосом Кунцевич, – он в момент убийства находился в Саратове, тому есть масса свидетелей. Его непричастность к содеянному подтверждает и то обстоятельство, что, проводив Горянского, он тут же кинулся на телеграф и отправил в Киев срочную депешу, в которой сообщил неведомому адресату, что проверяющего подкупить не удалось, и попросил его встретить. Хохлов пишет в Киев, то есть не знает, что Горянский поехал не сюда, а в столицу! Кто-то, нам неизвестный, каким-то образом узнает содержимое телеграммы, я думаю, что с помощью кого-то из почтовых чиновников, и передает эти сведения в Петербург. Горянского встречают, заманивают на Петербургскую и убивают. Скажите, ваш бухгалтер часто бывал в столице?

– Я не знаю… – неуверенно пробормотал Веккер. – Вряд ли. Он всю жизнь служил у нас, отпуска брал редко и проводил их на водах – желудком маялся. Скорее всего он в Петербурге и не был никогда.

– Значит, в городе Горянский не ориентировался. Тем проще было увезти его в нужное место. А поехал бы он туда на ночь глядя с незнакомцем?

– Нет! – Сейчас Алексей Феликсович был категоричен. – Миней Моисеевич был очень осторожным человеком.

– А не был ли он склонен к кутежам? Не был ли сластолюбцем?