Княжий пир - Юрий Никитин

Владимир хлопнул себя ладонью по лбу. Суровые складкиразгладились, а горькая морщинка возле губ растворилась в скупой, ещенедоверчивой улыбке.

– Неужели нам удается?.. Ну, ребята…

– Что?

– Я послал одного вора выкрасть щит ВещегоОлега, – объяснил Владимир. – Без него Царьград теряет половинузащиты…

– Половину?

– Пусть не половину, но все же…

В желтых глазах старика появилось нечто вроде уважения.

– Все-таки мечтаешь взять Пердик… то бишь Царьград?

– Мечтаю, – признался Владимир. – Сплю и вижу, какмои дружинники омоют сапоги в водах Дарданелл… Не как наемники, те живут вбараках на берегу пролива, а как вот моют в Днепре…

– Ого!

– Почему нет? Взяли же мои прадед и дед эти земли? Отецрасширил пределы… А я к землям Новой Руси добавлю земли Царьграда.

В темных глазах князя заблестело, то ли звезды, то лислезы. Голос дрогнул. Старик смотрел с непонятной насмешкой:

– А даже маги не страшат? Лучшие маги белого света?..Гм… Что это дурость с человеком делает… Что делает… Да-а… пожалуй, если бы уцарицы Савской ноги были без копыт, то какие бы страны и народы, интересно,сейчас жили бы на Востоке? А если бы Елена, из-за которой началось сТроей, была пониже ростом, то сейчас бы на месте царьградской империи, а такжебагдадского мира… а то и сирийцев… да-да, была бы великая империя Илиона…А если бы… гм… у царьградки нос был вон как у тебя, то ты колотилсябы, как козел о ясли, не в стену Царьграда, а бодался бы с Западом или Севером…

Владимир ощутил озноб, словно стоял с занесенной ногой надкраем бездны, но внезапно нахлынувший гнев сжег остатки страха и неуверенности.

– Я все равно ее возьму, – повторил оннеистово. – Одну… или с Царьградом!

Старик смотрел странно, улыбнулся по-волчьи, отступил кстене, не отрывая взора от лица молодого князя. Стена из толстых бревенподалась, словно была из бычьего пузыря, старик сделал еще шажок, желтые глазасмеялись. Стена сомкнулась, Владимир тряхнул головой, протер глаза, но стенаснова непоколебима, бревна толстые, массивные.

Не скоро скрипнула дверь, Белоян сунул голову, неуклюжеогляделся. Владимир бросил нетерпеливо:

– Да ушел он, ушел… Заходи, не трусь. Совсем он не дикий.Дела Царьграда знает не хуже нас, а то и лучше.

Белоян глубоко вздохнул, показав на миг два ряда острейшихзубов. Из красной, как жерло, пасти пахнуло жаром, будто в брюхе главноговолхва был кузнечный горн.

– Трагедия этого волхва в том, что одной ногой еще впрошлом, другой – в будущем, а между ног у него… страшное настоящее!

– В самом деле страшное? – спросил Владимирнасмешливо. – А я думал, совсем старик…

Белоян рыкнул:

– Тебе все шуточки. Уже и дед этот предупреждает… Такогозверя раздразнил! Почитай, теперь весь мир против тебя.

Владимир все еще держал в руке меч. Голос прозвучал совсемтихо:

– Есть вещи, за которые стоит драться со всем миром…

Лес надвинулся светлый, кусты на опушке вырублены, дальшеберезняк да ольховник, не спрячешься. Залешанин проехал с полверсты посветлолесью, не встретив сушин и валежин. Все утаскивают в город для печей икузниц, Киев растет…

Когда тропка стала узкой, как пастуший кнут, и завиляла,будто не зная, куда спрятаться при виде разбойников, он услышал пересвист птиц,улыбнулся, похлопал коня по шее:

– Уже скоро…

Птички пересвистывались ближе, наконец он привстал встременах и заорал весело:

– Кол вам в глотку! Это я жирный петух? А ну выходи,кто там сказал? Я сам ему выщипаю перья.

За стеной деревьев свист умолк, а птичья трель вдалекеоборвалась, будто певунью придавило деревом. Потом кусты зашелестели, на тропкувышли двое угрюмого вида мужиков. В руках дубины, волосы на лбу перехваченыкожаными ремешками. Рубахи рваные, засаленные, как и портки.

Залешанин оглянулся, на тропку сзади вышли трое. Двое спалицами, у третьего в руке настоящий боевой топор. Третий, который с топором,предложил хриплым пропитым голосом:

– Слезай, петух. А то из-за тебя коня покалечим.

Залешанин захохотал:

– Это кто ж такой новенький? На недельку всего отлучился вКиев погулять, потешиться, душу отвести, а тут уже новых рыл набрали!

Мужики спереди всмотрелись, один заорал обрадованно:

– Лешка? Залешанин?.. Тебя не узнать!

– И весь какой-то нарядный, – сказал второй снеловкостью. Он подошел, поклонился: – Будь здоров, атаман! Без тебячто-то голодно стало…

Залешанин вытащил из-за пазухи расшитую калиточку:

– Кто угадает, что звенит?

Его окружили, бородач с топором смотрел кисло, явно мечталзанять место атамана, другие же восторженно вскрикивали:

– Неужто еще и кошель увел?

– И коня, и кошель с монетами!

– Ай да Залешанин!

– С таким не пропадешь!

– Любо, братцы, любо!..

– Любо, братцы, жить…

– Эх, атаман, ты всей ватаги стоишь!

Залешанин смеясь швырнул кошель в подставленные руки.Зазвенело, возникла веселая свалка, хотя ни одна монетка не пропадет, всеартельное, просто спешат взглянуть, потом раздался такой восторженный вопль,что могли бы услышать и на городских стенах Киева:

– Полон!

– Братцы, это ж даже не серебро!

– Боги, золото, настоящее золото!

– Залешанин, атаман наш удалой!

Залешанин с высоты седла распорядился весело:

– Все гуляем!.. Если вылакали все запасы… понимаю, с горя,то пусть Варнак сбегает к Буркотихе. Вина, пива и мяса!..

Потом на большом костре жарили мясо, пекли птицу. Его старыйподручный Задерикозехвост объяснил виновато, что с поимкой атамана вся ватагаприуныла. Из-за общих денег едва не передрались и, чтобы не дошло добратоубийства, решили купить мяса и вина, прогулять все, а потом разбрестись,ибо больно опасно промышлять так близко от стен стольного града.

Залешанин удивился:

– А раньше было не опасно?

– Так то с тобой, – сказал Задерикозехвостльстиво. – С тобой ничего не страшно.

Залешанин промолчал. Атаман должен быть всегда довольным иуверенным. Никто не должен знать, какие черви точат душу, какие страхи хватаютпо ночам за горло. Сказано же, поддайся страху – он и семью приведет.