Стопроцентная блондинка - Наталия Левитина

С его огромных ботинок посыпались на линолеум пушистые комки снега. В прихожей тут же стало тесно. На майоре повисли дети, перемазанные повидлом. Рекс прыгал вокруг, давясь от сдерживаемого радостного лая. Маша выползла из детской с младенцем на руках. Стасик размахивал толстыми ручками и агукал.

У Здоровякина сдавило сердце – как приятно после нескончаемого трудового дня, наполненного общением с преступными элементами и эксцентричным начальством, вернуться к родным пенатам. И здесь все ему рады, все его так любят!

– Мог бы постучать копытами на лестнице, – хмуро заметила жена. – Чего ты тонну снега приволок?

– Некст-тайм, – напомнил Здоровякин. У него на плечах уже сидел Эдик и руками, испачканными повидлом, делал папе праздничную укладку.

– По-английски – «в следующий раз», – молвила Мария. Она пытливо рассматривала супруга, размышляя, не появился ли на нем еще один отпечаток губной помады. – У нас ужин.

– Макарошки? – предположил Здоровякин. – Отлично!

– Рассольник на первое, гуляш на второе, пирожки с повидлом, – мрачно объявила Мария.

Майор впал в прострацию, отягощенную обильным слюноотделением.

– И персиковый компот. Из кураги, – добила жена.

– Наверное, эта приготовила, – догадался Илья.

– Да, эта. Ее зовут Люся.

Вчера майор уже имел счастье лицезреть новое приобретение супруги – домработницу Людмилу. Столкнувшись в дверях с девицей, мужественный майор покрылся липким потом. Зато теперь, когда ему хотелось секса (всегда!), он мог управлять физиологией – достаточно было вспомнить личико прелестницы, и желание вмиг улетучивалось…

– Но готовит она отлично, – признался майор. Он уничтожил две тарелки супа, тарелку гуляша и теперь таскал пирожки. – Лучше, чем выглядит. А ты что? Опять йогурт?

Мария угрюмо ковыряла ложкой в баночке «Данона». У нее на коленях лежал Стасик и косился на папу сонными глазками.

– Знаешь, – произнесла она, – тебе передавала привет Соня Орешкина. Мы случайно встретились с ней. Она познакомилась с тобой на Саманкуле.

Маша пристально уставилась на мужа. Здоровякин внезапно смутился. И, заметив ревнивое удивление Марии, смутился еще больше.

Услышав имя Сони, он сразу вспомнил, как пострадала бедняжка от его служебного рвения. И порозовел от мелкого укуса совести. Но, увидев ревнивый взгляд Маши, понял, что жена заметила его смущение. Блин, как неудачно! Мария наверняка подумала о том, что на озере Саманкуль рядом с ее супругом вертелась симпатичная девица. Нет, хуже. Наверное, Маша уже вообразила, что около Ильи вертелась не Соня, а сонмище ослепительных красоток. Ну да, на озере была еще и Инга в ее умопомрачительных шортиках, и загадочная Ольга… И что? Да Илья и не смотрел в их сторону. Весь этот гарем ему по барабану. Но как же объяснить Маше? Да, да, да, необходимо сконцентрироваться, напрячь извилины и легким, изящным пассажем в один миг отмести все Машины подозрения…

Пять минут на кухне висела напряженная тишина, прерываемая лишь агуканьем младенца и скрежетом шестеренок в черепе Здоровякина. А затем Илья непринужденно поинтересовался:

– Ну, теперь вдарим по компотику?

В поселковой аптеке Настя купила пластырь – бежевый, с элегантными дырочками. «В самый раз», – подумала она и представила, как пришпандорит наклейку к разбитой скуле сварщика Атаманова.

– Дайте еще йод, – потребовала Настя.

– Упал кто? – поинтересовалась аптекарша. Она явно скучала. И к тому же знала всех жителей райцентра, а девушка в пуховике была ей незнакома. Необходимо было все досконально выяснить.

– Упал. Якобы, – пробормотала себе под нос Настя. – Художник этот… Горе луковое.

– Атаманов?! – изумилась аптекарша.

– Вы его знаете?

– А кто ж его не знает? И что? Сильно?

– Что – сильно?

– Разбился?

– Да нет. Скулу ободрал. Буду лечить.

– А-а-а… Вы что, у него живете?

– Какая разница? – возмутилась Анастасия.

– Да я так спросила… А вам не страшно?

– В смысле?

– Жить там. В лесу. У Атаманова.

– А он что – монстр? – удивилась Настя. – Почему мне должно быть страшно у него жить?

– Да я так… Просто хотела, ну типа, предупредить…

Зловещая тайна, недоступная пока Анастасии, озарила лицо аптекарши мрачным светом.

– О чем предупредить?

– А вы ничего не знаете? – блеснула глазами мучительница.

– Ну, что?!! – крикнула Настя. Она окончательно встревожилась.

– Просто этот Атаманов… Вы там осторожнее с ним…

– Вам бы только гадости говорить! – отрезала Настя.

Аптекарша поджала губы и повернулась к новому посетителю.

«Как алчно впитывают обыватели подробности из жизни знаменитостей! – думала Настя. – Для поселковой публики Атаманов – колоритная фигура. Наверняка они отслеживают каждый его шаг. Как это мелко!»

Настя угадала: жители Саманкульского райцентра привыкли за трапезой обсуждать очередную выходку художника. Стоило ему пригласить в гости девушку, наутро весь поселок трубил о том, что художник опять устроил вертеп с фейерверком и петардами, раскрашивал голых девиц краской, а затем купал в шампанском. Естественно, образ существования вольного художника разительно отличался от быта поселковых слесарей и доярок. И поэтому Атаманов всегда был первым номером в горячей сводке новостей, даже если и не давал повода.

Интересно, он проснулся?

Когда Настя отправилась в аптеку, Атаманов все еще дрых в гостиной. Ночью преданная, но пока не принятая на работу помощница с огромным трудом довела пьяного гения до дивана. Он все время норовил соскользнуть с Настиного плеча. Да, кажется, Настя задела художником какую-то железную статую. Сам виноват, понаставил хлама по углам!

…Ура, Атаманов проснулся. Он сидел на диване и тупо смотрел в одну точку. Вчера, покидая дом, он успел переодеться, хотя Настя этого и не видела. Когда она обнаружила гения в подсобке ресторана, на нем был дорогой костюм и шелковая рубашка. Да, если бы он устроил дебош прямо в наряде сварщика – грязные джинсы, драный ватник, – то встречи с милицией явно не миновал бы.

Атаманов с мучительным усилием перевел взгляд на девушку.

– Не понял, – пробормотал он. – Это как же?

– Я – Настя. Ваша экономка. А вы – сварщик, да? Выходит, я устроилась экономкой к сварщику. Гениально! Буду чистить сварочный аппарат и латать рукавицы.

– Анастасия Николаевна… – вспомнил художник. – Но… Вы что, сделали пластическую операцию?

– Обязательно. Нарастила уши.

– Нет, я серьезно. Позавчера вы выглядели значительно старше.