Ричард Длинные Руки - оверлорд - Гай Юлий Орловский

Я вошел в холл, слуги подхватили с плеч шубу. Я с трудом потопал застывшими ногами, стряхивая снег. Сверху сбежали барон Альбрехт и Митчел.

– Большая добыча? – спросил Митчел жадно.

– Не знаю, – ответил я. – Там во дворе сейчас меряют… Он опрометью бросился наружу, а барон Альбрехт смотрел на меня с недоверием.

– И как? – спросил он. Я ухмыльнулся.

– Выйдите во двор!

– Успею, – сообщил он. – И далеко вы ездили за такой добычей?

– Далеко, – ответил я. – Но попалась, честно говоря, совсем рядом с замком. Пойдемте, дорогой барон, по чашечке кофе… или грога, если предпочитаете крепкое.

На втором этаже в моих покоях тепло и сухо. В камине полыхают толстые березовые поленья, чистый жар заставляет кровь быстрее струиться по жилам. Барон выждал, пока я небрежным жестом не приглашу сесть. На столе возникли две чашки с горячим кофе.

– Угощайтесь, – предложил я и ухватил чашку. – Это годится не только для тех, кто с мороза…

Барон Альбрехт поморщился, но на этот раз как-то позабыв о своих нравственных принципах и верности Господу Богу, осторожно отхлебывал черный странно пахнущий напиток. Его внимательные глаза наблюдали, с какой жадностью пью я, наконец, напомнил небрежно:

– Вы отсутствовали сутки…

– Да, – согласился я, – дороги здесь не очень.

– И как далеко удалось забраться? – осведомился он.

– Далеко, – сказал я сокрушенно. – Хотелось бы, чтоб все жили поближе.

Он покачал головой.

– Не все. Некоторым хорошо бы жить вообще на краю света. Даже если они хорошие люди.

– Ну, – ответил я, – если врага поселить на краю света, то и он станет для нас хорошим. С дальними никогда не ссоримся!

Он кивнул.

– А у кого из соседей вы побывали? Я пробормотал недовольно:

– Барон, вы слишком прямолинейны. Вам бы при королевских дворах потереться! Враз бы научились говорить долго и красиво, так ничего и не сказав. Это основа любой интеллигентности!

Он развел руками.

– Я ведь барон и воин, сэр Ричард!

– Ну да, – согласился я, – очень удобно вспоминаете о разных гранях своего… характера. Да принесут ли, наконец, что-то горячее?

Дверь распахнулась, вбежали запыхавшиеся слуги с подносами. Комната наполнилась ароматами жареных гусей, печеной рыбы, гречневой каши, супа из баранины, свежего хлеба и сыра.

Пока расставляли блюда по столу, барон поглядывал на меня с улыбкой. Я молчал, и лишь когда дверь за слугами захлопнулась, посмотрел на барона, раскрыл рот для ответа и… мои пальцы сами по себе ухватили толстую тушку гуся. Хрустящая корочка сразу начала послушно слезать, обнажая нежнейшее мясо, я выломал лапу и чуть ли не рыча начал пожирать, чувствуя, как по пищеводу проваливается то, что сразу превращается в силу, энергию, радость.

– Дорога в самом деле была трудная, – заметил барон. Он ел неспешно, благородно, изящно. – Это заметно, сэр Ричард. Заметно!

– Да я еще та свинья, – признался я. – Надо бы следить за манерами, но… раз лорд, то мне вроде бы все можно.

Он улыбнулся уголками губ, смолчал. Незачем говорить очевидное людям благородного звания: чем выше по рангу – тем строже правила этикета, а не наоборот, как наивно думают простолюдины. Королю в манерах позволено намного меньше, чем простому крестьянину.

– Что-то изменилось? – спросил он после паузы.

Я проглотил кусок жареной баранины, ответил придушенным голосом:

– Немного.

– Что именно?

– Можно не опасаться удара, – просипел я, запил вином, добавил: – Со стороны Барбароссы.

– Ого!

– Сдипломатничал, – сказал я скромно. – Пришел к королю и намекнул, что повинную голову меч не сечет… а секут другое место. Сечь он не стал, король должен быть великодушным, поговорили, подписали договор… на словах, правда, о взаимовыгодной торговле. Но королевское слово тверже булата, если король, конечно, рыцарь. Теперь главное внимание нужно сосредоточить на границах с Турнедо и королевством Шателлен.

Он смотрел на меня со странным выражением.

– Знаете, сэр Ричард, я от вас, честно говоря, и ждал чего-то подобного. Просто не думал, что сумеете так быстро добраться до Фоссано. А что договоритесь с Барбароссой – не сомневался. Но когда вижу такой блестящий успех, а следом – наивные рассуждения…

– Какие еще? – спросил я, задетый. – Где наивность?

– Вы еще не гроссграф, – напомнил он, – а уже ду~ маете, как обезопасить границы Армландии. Для вас куда важнее удержаться в самой Армландии! Учтите, только часть лордов желает видеть вас гроссграфом. Остальные продвигают родню!

Я отмахнулся:

– Удержусь.

– Уверены?

– Почти, – ответил я. – Я не силен в интригах, но если родина требует… Да и ваше коварство, барон, будет востребовано в полной мере.

Он аккуратно объедал гусиную ногу, улыбнулся, но сказал лишь:

– Ну-ну… Прекрасно ваш повар готовит гуся с кашей! Пальчики оближешь. Не понимаю, почему церковь запрещает есть четырехлапых…

Я перевел взгляд на гуся, из туловища торчит последняя культяшка, хотя две лапы съел я, одну обгладывает барон.

– Четырехлапый гусь? – переспросил я в замешательстве. – Гм, не заметил…

Барон спросил с интересом:

– А если бы заметили раньше?

– Не стал бы, – пробормотал я. – Конечно, умирая с голоду, съел бы, но… при наличии выбора…

– А почему? – поинтересовался барон с ленивым интересом. – Я вот не вижу разницы. А в проклятия не верю. Человека проклинают – понятно, но гуся…

– Да дело не в проклятии, – ответил я в замешательстве, – это уж слишком модифицированный продукт. Хорошо, если генетиками… колдунами то есть, а если радиацией… или загрязнением… Ладно, этого доедим, но вообще-то я предпочитаю более консерваторную пищу… Итак, барон, нам нужно вернуться к карте. И поставить флажок.

– Флажок?

– Отметить, – пояснил я, – где очередная и заслуженная победа. А также наметить, где нанесем очередной победный удар.

Мы рассматривали карту, когда за дверью раздался частый топот, издали донесся испуганный крик. Мой меч в ножнах уже у изголовья кровати, я сделал два быстрых шага и ухватился за рукоять. Пес посмотрел на меня с удивлением, барон Альбрехт вскочил, весь как взведенная пружина, ладонь на рукояти меча, глаза обшаривают окна, откуда может влететь стрела или просунуться рука с метательным ножом.

Дверь распахнулась, на пороге возник Макс. Пес прыгнул к нему и, прижав к косяку, начал деловито и с пристрастием обнюхивать.