Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий

люди получили аванс. У Игнатовой была минута на все про все. Она испытала волненье, от него на душе сделалось томительно и сладко, словно при запретном свидании с мужчиной. Она наклонилась и взяла со стула сумочку из кожзаменителя, но вполне приличную. В ту минуту она ни о чем не думала, движения были точными и быстрыми, пальцы словно сами знали, где деньги.

Она увидела толстый бумажник, лишь притронулась к нему кончиками пальцев, но тут что-то решила, вместо бумажника открыла косметичку. И на этом все, деньги оказались у нее под халатом, сумочка была уже застегнута и лежала на месте. Игнатова вышла из комнаты в общий коридор, а не на лестницу. Шума в тот день никто не поднимал, эта Клюева женщинам, своим подружкам, о краже не сказала. Сходила то ли к заместителю директора по хозяйственной части, то ли в партком.

Во время рассказа Игнатова села в пол-оборота к окну, свет был мягкий, приятный. Иногда Орлов посматривал на халатик, не сходившийся в груди, на губки бантиком, этот бантик хотелось развязать. Наверное, эта Вера Ивановна штучка еще та, горячая. Затащить ее в постель ничего не стоит, она не будет сильно возражать. Такое знакомство не скоро забудешь. Наверняка Вера думала о том же самом или читала мысли майора, останавливая на нем рассеянный взгляд. Иногда она вздыхала, выпрямляла спину, чтобы открылся вид груди, стала лучше видна пуговка желтой шелковой блузки, готовая оторваться.

— Что ж, тогда судите меня, — усмехнулась Игнатова. — Но вы же в госбезопасности не станете пачкаться о какие-то кражи. Господи… Нужны они вам… Или нужны?

— Это — милицейская работа. Но мы готовы помочь.

— Да, да, как же, помочь… От скуки я как-то читала Уголовный кодекс. Даже если я напишу явку с повинной, выйдет в пиковом случае — год условно. Что ж, все к лучшему. Буду сидеть дома. Научусь вышивать крестиком. Муж давно настаивал, чтобы я не ходила на эту дурацкую работу. Мне самой осточертело сидеть в этих клоповниках. За жалкую нищенскую зарплату.

— Вы и раньше могли уйти…

— Для хорошего дела понятие «раньше» не существует. Вы прицепились к этим кражам, чтобы меня шантажировать. Чтобы выдоить из меня информацию о Танечке?

Он убрал бумажку и сказал, что Вера Ивановна должна будет проехать с ним, тут недалеко. У него «волга», они обернутся быстро, туда и обратно, успеют к обеду. Сегодня пятница, короткий день, но Орлов помнит об этом и будет экономить каждую минуту. Он говорил как-то весело, будто предлагал старой подружке на машине покататься и поболтать. Лицо Игнатовой сделалось злым, но спорить она не стала, зашла в профком, взяла демисезонное пальто букле, фиолетовое с кремовой подкладкой, повязала шарфик. Закрыла кабинет на ключ и пошла к лифту.

* * *

Действительно, ехать было недалеко. Но почему-то Игнатова с майором оказались не на площади Дзержинского в главном здании КГБ, оказались они в каком-то старом рабочем районе, в дежурной части незнакомого отделения милиции. Она молчала, решив не унижаться, приставая с вопросами. Когда вошли в отделение, Орлов велел сесть на скамейку вроде тех, что стоят в скверах, и ждать его, и ушел. Света было мало, пахло хлоркой, народу никого, только дежурный в комнатке за стеклом слушал радио и, положив голову на ладонь, дремал. Это был молодой человек, коротко стриженный, какой-то трогательный… Наверное, бедолага из провинции, приехал сюда ишачить за московскую прописку, наверняка уже женился, завел семью и увяз в этом болоте.

Думать было не о чем. Казалось, время остановилось, о ней давно забыли, может быть, этого Орлова вызвали на службу, он уехал, теперь не ясно, когда вернется, и вернется ли вообще. Все происходящее выглядело нелепым недоразумением. Зачем она здесь, кого или чего ждет. Обед прошел, рабочий день к концу. Игнатова подумала, что она официально не задержана и не арестована, значит, имеет полное право подняться и уйти, никого не спрашивая…

Она привстала со скамейки и сделала робкий шаг к двери, в ту же секунду милиционер за стеклом дернулся, как от удара током, проснулся и сказал металлическим голосом:

— Эй, куда вы? Сидите, гражданка.

— Я… Я только хотела, — мысли разбежались. — Хотела покурить выйти. Я быстро.

— Вас попросили сидеть.

Но она не села, подошла к стеклу, сказала в окошко каким-то не своим, треснувшим голосом:

— Ради бога, разрешите позвонить. За мной муж обещал заехать. Он будет нервничать, он пожилой человек. Очень заслуженный, он академик. Почти. Без пяти минут.

Дежурный смотрел на нее мутными глазами и, казалось, не очнувшись еще от сна, даже не понял, о чем говорит эта женщина, чего просит.

— Вам сказали, гражданка, садитесь.

Он надел картуз с кокардой, окончательно проснулся и стал серьезным. Игнатова, готовая заплакать, села на место и подумала, что надо было в туалет попроситься и там покурить, но сейчас поздно, иначе этот черт разозлится и сделает какую-нибудь подлость. На улицу открылась дверь, два милиционера волоком втащили какого-то прилично одетого человека, в хороших ботинках и сером драповом пальто. Лицо было вытянутое, интеллигентное, волосы довольно длинные с проседью. Мужчина не сопротивлялся, то ли был без сознания, то ли пьян. Его втащили к клетку из арматурных прутьев, как раз напротив нее, оставили лежать на полу.

Перекинувшись парой слов с дежурным, милиционеры, даже не взглянув на нее, ушли обратно на улицу и не вернулись. Мужчина лежал и не шевелился, возможно, у него больное сердце или диабет, но всем плевать на человека, пусть лежит и умирает. Она вглядывалась в его благородное бледное лицо и думала, что он похож на дирижера симфонического оркестра Эрнеста Селиванова. Это наверняка он… Селиванов ведь болен диабетом, вот почему он без сознания.

Тут мужчина зашевелился, застонал, грубо выругался, снова застонал и перестал шевелиться. По помещению поплыл запах мочи и еще чего-то неприятного, какой-то отвратительной грязи. Она смотрела на открытый рот мужчины, похожий на гнилое дупло, из этого дупла вывалился синий язык. Теперь в сердце не было сострадания, а только ненависть, она закрыла глаза и прошептала:

— Что б ты сдох, алкаш вонючий.

* * *

Допрос Игнатовой закончился поздно вечером в понедельник. У отделения милиции ее ждала черная “волга”, которую прислал муж Геннадий Наумович Корсаков, ученый, директор одного из крупных научно-исследовательских институтов. Позже, когда совсем стемнело, он и сам приехал на такси, ждал жену расхаживая взад-вперед по тротуару, что-то бормоча себе под нос, иногда останавливался, один раз решился зайти в отделение, но долго там не задержался.