Песни сирены - Вениамин Агеев

– Ну и что? – спросила Алла чуть ли не с вызовом. – Ты же не рвёшься мне помогать, хотя это было бы более чем уместно для сильного мужчины. Ты предпочёл, чтобы хрупкая женщина сама решала свои затруднения – так какие у тебя могут быть претензии? Ты так решил – вот и прекрасно! Это у тебя есть выбор, а мне выбирать не приходится. Между прочим, другой на твоём месте искал бы любой возможный выход из положения, а не только такой, о котором тебе не стыдно будет рассказать своей мамочке, когда ты будешь навещать её в следующий раз.

– Вот и найди себе другого! – вспылил я, обидевшись одновременно и за себя, и за маму, которую Алла без всяких на то причин искусно вплела в свой упрёк.

Впрочем, она уже поняла, что немного переборщила. В конце концов, Алла не могла не знать, что в отношении каких-то поступков не то что рассчитывать, а даже надеяться на мою поддержку было нечего – какими бы основательными ей ни казались собственные мотивы и причины. Поэтому она тут же пошла на попятный.

– Не сердись! Ну пожалуйста! Ты же знаешь, меня всегда «несёт», когда я психую. Сначала скажу, а потом самой противно, что была такой несправедливой. Просто я вся измучилась и изнервничалась.

Подруга придвинулась ко мне и приобняла за шею, одновременно захватив в кулачок ворот моей рубашки, как если бы испугалась, что я сейчас убегу. Её глаза лучились доверчивой нежностью, но я уклонился от назревающего поцелуя, потому что признание в несдержанности напомнило мне о конверте. Я уже и забыл о деньгах в пылу перебранки – получилось так, будто администратор приходил ко мне лишь для того, чтобы нажаловаться на Аллу.

– Вот и Роман говорил, что ты несправедлива. Но, тем не менее, просил передать тебе этот конверт. Сказал, что здесь – всё.

– Уж этот мне Ромочка! – немедленно обрадовалась Алла. – Понял всё-таки, что я права. Спасибо.

Я был задет уменьшительно-ласкательной формой имени администратора и общей фамильярностью тона. Ревность, задремавшая было под гипнотизирующим взглядом Аллы, вновь проснулась.

– Между прочим, «Ромочка» вовсе не считает тебя правой. Он просто проявляет снисходительность к истеричной дуре, которая к тому же по совместительству оказалась девушкой его спасителя. Впрочем, не уверен. «Ромочка»! А может быть, у него есть какие-то другие причины для снисходительности?

На её лицо легла тень обиды, что не помешало моей подруге проворно, с какой-то даже кошачьей ловкостью затолкать конверт с деньгами в карман пиджака. Теперь она отпустила мою рубашку и отступила на шаг назад.

– Намекаешь на то, что я с ним сплю? Ты, наверное, думаешь, что для меня это – как воды напиться.

– Вот именно! Кстати, про «стакан воды» придумано давным-давно, так что ты даже не оригинальна.

– Раньше так и было, пока я с тобой не встретилась. А теперь…

– А теперь всё иначе, – подхватил я начатую Аллой фразу. – Теперь разве только «Ромочка», да ещё десяток-другой симпатичных мускулистых жеребцов с «Картье».

– Тебе хочется меня обидеть? Обидел уже. Ничего, я потерплю, конечно. Но вот тебя я совсем не узнаю. Ты никогда не был таким злым.

– Довела.

– Нет, не «довела», а переоценила, сказочник ты мой. Ну ладно, уж какой есть. Всё равно я тебя люблю.

– Хороша любовь!

– Какая есть! Но я с ним не спала, если тебе это интересно. Мне никто, кроме тебя, не нужен. Я сказала «Ромочка», потому что глупый мальчишка в меня влюбился. И в каком-то смысле я этим воспользовалась. Но это вовсе не означает, что я тут же к нему в кровать побегу. Доволен? Больше мне тебе сказать нечего. Ладно, я пошла, мне работать нужно. Пока!

– Ты сказала «пока» с интонацией «иди в жопу!»

– Ты всё правильно понял.

– И ты иди!

Алла, действительно, тут же повернулась ко мне спиной и пошла ко входу. Ещё через несколько секунд за ней с маслянистым звуком захлопнулась дверь, а я остался один. От досады я крепко врезал кулаком по перилам балюстрады крыльца и чуть не взвыл от боли, тут же подумав, что на завтра у меня назначена операция, и мне не мешало бы поберечь пальцы – в некотором смысле они отчасти уже принадлежали моему пациенту. Он-то никаким боком не был виноват в моих личных драмах, так что мне, в любом случае, следовало иметь это в виду.

Норки не оказалось на работе – уехала к какому-то заказчику, и мне было сказано, что она вернётся через час. Это было и плохо, и хорошо. Плохо, потому что нужно было ждать, а хорошо – как раз по той же самой причине, поскольку давало мне время, чтобы хоть немного успокоиться. Так что, пожалуй, на этот раз отсрочка была кстати. Когда я говорил, что хотел увидеть Ольгу для утешения, это не подразумевало, что она в курсе всех подробностей моих проблем. Просто Норка чувствует моё настроение и по какому-то наитию всегда говорит и делает именно то, что мне помогает. Это даже немножко загадочно, потому что я ощущаю её не как отдельную личность, а как продолжение самого себя, только в женском обличии. Но ни о шантажисте, ни о – боже сохрани! – порнографическом видео я ей не рассказывал.

Чувствовал я себя по-прежнему скверно, хотя ревность чуть-чуть отступила. Мне даже стало жаль Романа, потому что теперь я понял, что некоторое замешательство с его стороны во время нашего разговора могло быть вызвано влюблённостью в Аллу – если только она не наврала. Кроме того, и перед своей подругой я чувствовал себя виноватым, потому что наговорил ей лишнего – во всяком случае, достаточно, чтобы она почувствовала себя глубоко обиженной. Между прочим, я заметил такой парадокс: заядлые хамы вдруг оказываются крайне обидчивыми, когда сталкиваются с проявлением самой незначительной резкости со стороны сдержанных людей – а ведь, казалось бы, к грубости обращения им не привыкать стать! Вероятно, это результат своего рода обратной конверсии: они знают, что их собственная неучтивость девальвирована слишком частым применением, а если то же самое исходит от человека, привычно держащего себя в узде, то каждое произнесённое им грубое слово наливается свинцовой тяжестью. Я на секунду приостановился, раздумывая, где бы мне выпить чашку кофе, пока Норка ходит по своим заказчикам. Ресторан «Лукоморье», расположенный напротив Олиной конторы, по утрам всегда закрыт, а в следующем по дальности «Восточном экспрессе» был риск наткнуться на Рому, которого мне совершенно не хотелось видеть, – я отнюдь не соскучился по нему после сегодняшнего утреннего визита. Впрочем, больше идти всё равно было некуда, так что колебания мои продлились недолго. Существовал ещё один вариант – вернуться на парковку и уже на машине спуститься к набережной, где тут и там в изобилии разбросаны маленькие кафе, но после непродолжительных размышлений я отказался от этой идеи и направил-таки свои стопы в «Экспресс». По мере приближения мне даже захотелось застать Романа на работе: такая встреча – не намеренная, а как бы невзначай – свидетельствовала бы о том, что я его не избегаю, и после чувства неловкости, которое оставил в нас обоих его утренний визит, послужила бы символическим жестом примирения. И действительно, администратор уже находился на месте, он приветливо заулыбался мне после первого немного настороженного взгляда, лишь только я махнул ему рукой в знак приветствия. Ко мне Роман подходить не стал, в очередной раз проявив чувство такта, за что я был ему благодарен. Всё получилось ненавязчиво – именно так, как я хотел.