Песни сирены - Вениамин Агеев

Как ни высоко ставила вся тогдашняя жизненная философия действие моральной проповеди, прославляя на все лады целомудрие, всё же более хитрые мужья думали: «Чем безопаснее, тем лучше». И это «лучшее» находили в том, что дьяволу – в данном случае дьяволу разврата – ставили ножку, портили ему игру. А этой цели лучше всяких моральных принципов и восторженных похвал целомудрию достигали, по мнению предусмотрительных мужей, прочные механические средства, «запиравшие вход в эдем земной любви». Раз жена знала, что она лишена возможности удовлетворить просьбы любовника, то могла при необходимости сделаться добродетельной, отвергнуть с гордым выражением лица нашёптывания алчного ухаживателя и с более спокойной совестью победить собственные дурные мысли. Эта философия привела к изобретению железного охранителя целомудрия, известного под названием «пояса целомудрия», или «пояса Венеры». Он был устроен так, что носившая его на себе женщина могла исполнять свои естественные потребности, но не половой акт, и запирался очень сложным замком, ключ от которого находился в руках мужа…

«Пояс целомудрия» был, бесспорно, не единственным техническим средством, которым пользовались против неверности женщин. В народных низах, по всем вероятиям, были в ходу приёмы, аналогичные тем, которыми ещё теперь пользуются на Балканском полуострове. Эти приёмы заключаются в том, что в женский половой орган вводятся предметы, которые нелегко изъять, или впрыскиваются разные кислоты, вызывающие длительные воспалительные процессы и доставляющие женщине при малейшем прикосновении самые ужасные боли. Об употреблении таких средств в эпоху Ренессанса у нас более подробных сведений не имеется, и только косвенно, исходя из внутренней логики явлений, мы вправе заключить, что ревность господского права отличалась тогда не меньшей продуктивностью и жестокостью, чем теперь.

Безусловно достоверные сведения имеются у нас об употреблении «пояса Венеры», а также о распространённости этого средства. Установлено, что им пользовались во всех странах, и притом на протяжении целых столетий. Правда, вплоть до последнего времени существование этого технического средства обеспечения женской верности подвергалось сомнению. Романтики, идеализирующие прошлое, ни за что не хотели допустить возможности подобной жестокости или, в крайнем случае, относили его употребление к Средним векам, к эпохе крестовых походов. Поступая так, можно было оправдать применение этого средства тем, что рыцарь пользовался им поневоле не только для того, чтобы обеспечить себе верность жены во время своего отсутствия, а, главным образом, для того, чтобы обезопасить её от возможного изнасилования. Иногда «изящная решётка Венеры» – первый подарок, подносимый молодым мужем своей молодой жене на другое утро после свадьбы.

Однако эпоха, изобретшая «пояс целомудрия», сейчас же нашла выход в воровском ключе. Мы узнаём, что тот же торговец, который продавал мужьям за большие деньги «пояс целомудрия», в то же время продавал их жёнам за не меньшие деньги второй ключ – «противоядие против морали»…

Если такая «Гименеем на замок запертая» дама сама не имела второго ключа, то для могущественного человека, который натыкался у снисходительной к нему дамы на такое препятствие, не было особенной трудностью найти ловкого слесаря, способного в несколько часов открыть сложный замок и соорудить другой ключ, при помощи которого любовник мог впредь по своему усмотрению отпирать мешавшие его предприимчивости врата и снова их запирать, не возбуждая в муже дамы ни тени подозрения.

Большинство женщин, как упомянуто, однако, сами обладали вторым ключом, который и передавали вместе с любовью избранному мужчине.

То, что эпоха, создавшая «пояс Венеры», изобрела и второй ключ, так что защита против женской неверности становилась не более как иллюзорной, – это только одна, и притом далеко не самая крупная фатальность. Главная ирония заключалась в том, что «пояс целомудрия», усыпив бдительность ревнивых мужей, сделался главным виновником неверности их жён. Муж уже не боялся галантных шуток, которые позволяли себе с его красавицей женой гости или друзья, и потому чаще и дольше отсутствовал дома, чем делал бы при других условиях. Так создавались сотни ранее не существовавших возможностей для измены. И вполне в порядке вещей, что жёны в большинстве случаев старались использовать все эти сотни возможностей. Или, как говорила пословица: «Пояс целомудрия с замком только усиливает неверность жён». И таков в самом деле итог всех сообщений и описаний, посвящённых применению этой защиты женской верности.

Внешне безмятежно и даже расслабленно сидя за чашкой кофе, я вновь переживал недавнюю ссору, причём к тому моменту меня уже начало угнетать чувство вины и обиды за то, что Алла назвала меня «сказочником», а самым неприятным было как раз сознание того, что она права и что обида заслужена. В том, что касалось её уголовных методов решения личных проблем, я сожалел лишь о том, что чересчур распсиховался, высказывая своё негодование, но уж в заблуждение-то я свою подругу никогда не вводил И моя злость по этому поводу была нисколько не декларативной, а вполне искренним образом отражала воспитание, быть может, чересчур консервативное и оторванное от реальности, но ни в коем случае не ханжеское – просто лишённое морального релятивизма наших дней. Я действительно не разделял взглядов Аллы и совершенно не одобрял характерной для неё готовности к использованию каких угодно, без исключения, средств для достижения цели. Но упрёк, прозвучавший так обидно, конечно же, касался вовсе не моих устоев, пусть даже Алла и считала их старомодной рухлядью, хотя это и само по себе было бы достаточно неприятно. Нет, речь здесь шла о моём обещании, пусть не сформулированном в виде чёткого манифеста, но всё-таки высказанном вполне определённо и не раз: я же говорил ей о том, что любые проявления ревности считаю делом не только отвратительным, но и неимоверно глупым, а ревнивцев – презираю. И вот, пожалуйста, сам поступил не лучше. А может, и хуже, потому что, выходит, я её не только оскорбил, но ещё и обманул. Да что там! Даже если бы слово «сказочник» и не прозвучало, я бы всё равно ощущал себя ничтожеством после сегодняшней перепалки. Ничтожеством и идиотом.

Правильно замечено, что до тех пор, пока человек не столкнётся с какой-то критической ситуацией в реальности, его предположения о собственном поведении в аналогичных обстоятельствах ничего не стоят. Можно сколько угодно воображать себя храбрецом до начала атаки, а при первом же разрыве артиллерийского снаряда вблизи от твоей траншеи испытать неудержимый приступ медвежьей болезни. И наоборот. Например, когда я ездил в «холерную» командировку, то перед отправлением думал, что буду находиться в состоянии перманентного стресса. А ничего. Жизнь нашей коммуны – говорю «коммуны», потому что приезжим врачам пришлось довольствоваться тесным, без особых удобств, бараком вблизи районного центра, – протекала довольно интенсивно и интересно. Поездка оказалась больше похожа на затянувшийся пикник, несмотря на то что вкалывать приходилось по десять часов в сутки. А об опасности заражения, когда сталкиваешься с этим каждый день, как-то перестаёшь думать: привычка – великое дело!