Заложник - Александр Смоленский

Д.Ж.: Мне звонили из «Интерфакса». Я сказал, что не встречался, и вообще….

Д.К.: Понял. Будем так и действовать. Удачи.

С одной стороны, Жордания был жутко рад, что план Эленского рухнул, как карточный домик. Не будет же он теперь требовать приведения его в исполнение? Не будет пресс-конференции – Рыбакову нечего сказать. Не будет и убийства – Рыбакова сейчас будут пасти вплоть до его московской квартиры. Да и сам Рыбаков, судя по всему, раскусил замысел своего шефа. Может, не до конца, но в общих чертах уж точно.

С другой стороны – как прореагирует Эленский? Деньги заплатил, а результата никакого. Если он решит, что виноват Жордания, тогда плохо. Если поймет, что обыграли его русские и украинские спецслужбы, тогда шанс увернуться от громов и молний из Лондона имеется.

Нет, все же надо слетать к нему на поклон. Надо же каким-то образом попытаться объяснить случившееся.

Его нагнал новый звонок. Эленский. Как ни странно, собеседник был сама чуткость и внимание к его собственной судьбе:

(Текст приводится по распечатке Службы безопасности Украины.)

Б.Э.: Послушай, я коротко. Достаточно аккуратно. Значит, вот только один человек был в Киеве. Я говорил с ним. Он (Рыбаков) вообще не будет ничего произносить абсолютно. Вообще не будет ничего произносить. Он сказал, что улетает в Москву, домой. Только на самом последнем этапе контакт по билету – да, действительно. Я считаю, этим нужно ограничиться, и все. А ты как? Получается или нет?

Д.Ж.: Ограничиться – что? Кого, в смысле?

Б.Э.: Ну, это, общение… Сейчас это главное. И закончим историю. Учти: они будут сейчас провоцировать. И вас, и его, и прочее, прочее. Будут разводить. Но позиция твоего гостя не изменится. Он как говорил правду, так и будет говорить правду.

Д.Ж.: Спасибо.

Б.Э.: Нет, тебе спасибо огромное. Обнимаю. Получится у тебя основной вопрос по выборам – отлично. Не получится – ну что… (Смеется.)

Д.Ж.: По главному вопросу работаем.

Б.Э.: Я тебя обнимаю, дорогой. И по любому вопросу звони. Пока…

Разговор больше озадачил, чем успокоил Жордания. Если это всего лишь хитрость Эленского, дабы успокоить его и подтолкнуть, независимо ни от чего, к продолжению реализации плана, то хуже некуда. А право решать как бы предоставлено ему. Точно, хуже некуда. Интересно все же, о чем они говорили с Рыбаковым помимо указаний и заверений не подставлять под нож его команду.

Явно воспрявший духом, Рыбаков вернулся в квартиру и вновь стал всерьез подумывать – не затянуть ли Галочку в постель. Она сидела за столом, еще раз прокручивая запись интервью.

Рыбаков наговорил там с три короба – воздав всем. Правда, он на всякий случай все же обговорил с ней, что интервью без купюр выйдет в свет только в экстремальной ситуации, когда и он, и она поймут, что час «Х» наступил. При спокойном развитии событий Галочка выдаст на-гора только факты, без эмоций и комментариев.

Он верил, что Галочка его не предаст и не продаст, – то, что происходило между ними в течение последних суток, убеждало в этом. Правда, она что-то щебетала о книге, которую хочет потом написать. Ради бога, как говорится, флаг в руки.

Галочку он безоговорочно решил забрать в Москву. Она этого ждет, причем ждет не из конъюнктурных соображений, а потому, что ей никогда не было так хорошо, как с ним. При всей своей политической развращенности и даже порочности в личной жизни Рыбаков, как ни странно, оставался весьма заурядным мужиком, из которого бабы могли запросто веревки вить.

Они с Галочкой будут вместе работать! Она станет ему помогать.

Что скажет жене? Она не дура, все поймет. А после того как она сообщила (наверняка с подсказки Эленского) в милицию о его исчезновении, руки вообще развязаны. Рыбаков с неприязнью вспомнил, как в одном интервью, которое прошло в эфире пару часов назад, она посетовала: бедная Россия, если у нее такие кандидаты в Президенты. Она не уточнила, кого именно имела в виду. Но вряд ли речь шла об этом клоуне из конюшни Жириновского.

Василий Петрович безостановочно бродил по комнатам, пытаясь хоть таким образом утолить переполнявшую его жажду деятельности. При этом он мучительно раздумывал: может, пойти «ва-банк», ослушаться Эленского и закатить пресс-конференцию, да такую, что всем мало не покажется, – и Кремлю, и Эленскому с его коварными замыслами? Хитрец, лисой прикинулся. Сделал вид, что за меня волнуется, и поэтому все отменил.

Где-то далеко в прихожей раздался звонок, который прервал ход мыслей Василия Петровича. Галочка пошла открывать.

Через минуту вслед за ней в столовую вошел Жордания. Он выложил на стол два конверта:

– Здесь билеты на самолет на завтра и на поезд на сегодня. Через два с половиной часа отправление.

– Мне надо срочно связаться с Эленским, – настойчиво сказал Рыбаков.

– А я вам говорю – не надо. Если вы останетесь здесь, в Киеве, может случиться беда. А позвоните ему уже из Москвы.

– Когда, говорите, завтра мой самолет?

– По-моему, в тринадцать с минутами.

– Уговорили. Полечу.

Когда за Жордания закрылась дверь, Галочка потянула своего мужчину в спальню.

Еще до того, как отдаться друг другу, она вдруг неожиданно спросила:

– А что ты мне говорил про зонтик с секретом? Что там за секретный документ, который ты собирался обнародовать на пресс-конференции?

– Ох уж эта твоя журналистская душа, – проговорил Рыбаков без тени какой-либо злости, – во все дырки надо сунуть свой любопытный нос.

– Дай мне хоть краем глаза глянуть, милый. Я прошу тебя…

– Не проси. Это слишком серьезно. Даже для меня.

Он резко притянул Галочку к себе и отбросил в сторону одеяло. Молодое сильное тело любовницы тут же ответило на его мощный порыв. Груди раскрылись навстречу его объятиям, как две половинки розового граната.

Поздно ночью без звонка в квартиру вновь ввалился Жордания. И прямо направился в спальню. Под его тяжелым взглядом обнаженное тело девушки пошло мурашками.

– Трахаешься? Признавайся, сучка, твоя работа с местной прессой?

Жордания уже точно знал, что это именно она слила информацию в прессу.

– А вы, Василий Петрович, тоже хороши. Доверились шлюхе.

Рыбаков бесстрашно пытался закрыть Галочку своим телом от разъяренного Жордания.

– Я с тобой, сучка, потом разберусь! – выкрикнул тот. И обращаясь уже к Рыбакову, сказал:

– Пойдемте, Василий Петрович, на лестничную клетку, поговорим. Эта сучка могла повсюду микрофоны понатыкать.

Рыбаков пытался что-то возразить, но только махнул рукой. Он вышел на лестничную клетку и подошел к окну во двор.