Французская защита - Анатолий Арамисов

Симона посмотрела мужчине в глаза:

— Домой ты всегда успеешь. Мы разговаривали об этом с Василием Петровичем. Деньги ты отдашь мне позже, когда заработаешь.

Щеки Виктора вспыхнули.

Он ничего не ответил, молча прошел в ванную и умылся.

Пара бокалов прекрасного «Bordeaux» чудодейственным образом меняли сознание Одинцова.

Мир набирал краски.

Что-то тягучее, страшное, липкое, неприятное до омерзения оставалось позади. Три месяца тюрьмы слились в один мутный временной поток. И теперь, сидя в этой симпатичной кухоньке в окружении своих соотечественников, принявших живое участие в его судьбе, Виктор чувствовал, что как будто покинул эти неприятные липкие воды и ныряет в звенящий своей свежестью и чистотой горный ручей.

— Ну, за твои будущие спортивные успехи! — поднял очередной бокал Василий Петрович.

— Спасибо…

Все по-русски чокнулись, Симона пригубила вино и вопросительно взглянула на Виктора.

— Три команды, играющие в первенстве Франции, хотят видеть тебя в своих рядах.

— Какие команды?

Василий Петрович вытер салфеткой губы и проговорил:

— Значит так. Первым позвонил мне президент клуба «ISSY — les — MOULINEAUX». Это — пригород Парижа, один из районов. Команда неплохая, крепкая. Затем о тебе спрашивали из «Caissa», что у нас здесь рядом. Мы познакомились в этом месте, ты помнишь. И, наконец, тобою интересуется эмигрантский клуб, за который еще когда-то играл Александр Алехин. Его президентом является мой друг Жорж Гиршманн.

— И, кстати, мой деловой партнер по работе, — добавила Симона.

— А какие условия предлагают команды?

— У всех примерно одинаковые. Они оплачивают тебе дорогу, проживание, и дают еще деньги за игру, правда, не слишком большие. Но что поделать, огромные гонорары бывают здесь разве что у теннисистов и футболистов.

— А вы что посоветуете мне?

— Я бы выбрал на твоем месте клуб Жоржа. Верно, Симона?

Девушка утвердительно кивнула.

Виктор улыбнулся, и, осмелев, поднял еще бокал:

— Спасибо, я так благодарен вам! Что ж, за клуб Александра Алехина!

Виктор Одинцов не узнавал себя в зеркале. Он похудел за три месяца килограммов на десять, осунулся, и в глазах появилось доселе незнакомое выражение.

Немного усталое, опустошенное.

Симона помогла подобрать ему костюм, рубашки, новую обувь, белье. Они вышли из супермаркета, держа в руках пакеты, где лежали старые вещи мужчины.

— Давай! — девушка потянулась к руке Одинцова.

Одежда, пропитанная молекулами тюремной камеры, полетела в мусорный контейнер.

— Ну вот, и отлично! — засмеялась Симона. — Ты теперь выглядишь совсем по-другому!

— Как по-другому? — спросил Виктор, и в этот момент в его душе что-то дрогнуло.

Он еще не осознавал, что в нем просыпалось давно забытое чувство. Симона понравилась ему с первого взгляда, но это было, скорее всего, похоже на констатацию простого факта: девушка необычайно привлекательна.

Точно такое же ощущение испытывал Одинцов, листая, например, каталог мод, где с глянцевых страниц ему улыбались молодые красотки.

— А вот так! Ты стал похож на настоящего джентльмена…

И Симона, взяв свого рослого спутника под руку, направилась к автомобилю, в котором их поджидал Василий Петрович.

— Ну, как? Оцените! — воскликнула она, когда русский эмигрант оторвался от газеты.

— Замечательно! У тебя, я заметил довольно давно, весьма хороший вкус. Щеки девушки порозовели…

Жорж Гиршманн уважительно тряс руку Виктора Одинцова.

— Я рад, что Вы, маэстро, приняли именно наше предложение! — воскликнул он.

— Я не мог иначе, и все благодаря вашим друзьям, — улыбнулся Одинцов. А в мыслях его все чаще мелькало: «Ну, когда же? Когда? Я должен уже зарабатывать здесь! Как стыдно быть на содержании, даже у друзей…» Жорж, Иоланта, Симона и Василий Петрович сидели за большим круглым столом в саду дома Гиршманнов, что находился в 30 километрах за городом. Они подробно отвечали на вопросы Виктора, касающееся различных нюансов его дальнейшего пребывания во Франции.

Для начала необходимо было получить годовую визу в консульстве, что находилось рядом с метро «Октябрьская» в Москве.

Жорж отпечатал на принтере официальное приглашение клуба, а также вручил Виктору специальную лицензионную карточку, дающую право играть в официальных соревнованиях.

— Теперь осталось только одно! — весело воскликнул Жорж.

— Что именно? — повернулся к нему Одинцов.

— Открыть Вам счет в банке. И, надеюсь, он будет пополняться каждый месяц! — улыбнулся президент клуба. — А жить Вы, Виктор, будете, думаю у нас в доме?

— Удобно ли это?

— Без проблем! Комнат много и Вы не стесните нас!

На следующий день Виктор вертел в руках синюю пластиковую карточку банка «Crédit Lyonnais».

Как будто в волшебном сне, не веря своим глазам.

Жорж положил на счет нового игрока его команды небольшую сумму, которая требовалась для открытия счета.

— Так. Все это замечательно, — вслух проговорил Одинцов, — но как мне заработать на дорогу домой?

Тоска по Наташе, Лизе, родным, друзьям с Таганки с каждым часом становилась все сильнее.

Внезапно в голову пришла идея.

Виктор позвонил Василию Петровичу.

— Можно я заберу всё то, что привез с собой?

— Конечно. Ты увезешь это обратно в Москву?

— Нет, я хочу попробовать продать эти вещи в шахматном клубе местным игрокам.

В багаже Виктора, который он оставил на rue Richer, были изумительной красоты шахматы, ручной работы (давний подарок отца), интересные книги, которые весьма ценились среди знатоков.

Одинцов видел, как нередко во время соревнований некоторые участники продают на отдельно стоящих столах шахматную литературу.

— Хорошо, приезжай, я дома.

Виктора любезно приветствовала хозяйка шахматного клуба «Каисса» мадам Шодэ. Несмотря на огорчение в связи с отказом русского игрока выступать за ее команду, пожилая женщина ни единым жестом не выказала свои эмоции.

Василий Петрович на французском попросил хозяйку клуба разрешить Одинцову выставить на продажу принадлежащие ему книги и комплект шахмат.

— Конечно, без проблем! — улыбнулась мадам. — Как раз через полчаса начнет собираться народ на воскресный блиц-турнир.

Спустя час Виктор уже вовсю сражался в пятиминутках с парижскими игроками. Трехмесячное пребывание в стенах Seine Saint-Déni сказывалось. Одинцов нервничал, допускал ошибки и никак не мог выйти в лидеры. Долгое время на первом месте шел югослав Ловачевич, заядлый «блицер».