Смерть у стеклянной струи - Ирина Потанина

— Какие у вас мудрые советчики! — в сердцах вздохнул Морской. — Зачем вы им про нашу встречу рассказали?

— Выхода не было, — ответила Ирина. — Мимо спящей администраторши я проскочила незаметно, но поднявшись на этаж, обнаружила, что потеряла ключ от номера. Пришлось спуститься и во всем сознаться. Приятно быть иностранкой в хорошей гостинице. Она меня почти не распекала. Так, поворчала, но запасной ключ дала. Я помню, когда еще работала в Киеве и мы с театром были на гастролях, я потеряла гостиничное полотенце. Или не я, а моя соседка по комнате, но разбираться не стали. Вызывали милицию, и потом обеим выписали штраф, который долго еще вычитали из жалования. Ярослав, когда услышал про случай, был ужасно удивлен. Никак не мог понять, почему мы не имели права рассчитаться за утерю на месте…

В коридоре скрипнула дверь. Ирина вздрогнула, и Морской только сейчас понял, в каком она ужасном напряжении.

— Все в порядке, это Галочка ушла в магазин, — заверил он, многозначительно добавив: — Пойдемте на балкон. Там шум от улицы, и это хорошо.

— Вот-вот, — понимающе кивнула Ирина. — А у нас в гостинице и шума нет, и за каждой стенкой милиционеры.

Тут в дверь настойчиво и характерно три раза позвонили. Морской оторопел.

— У нас, похоже, тоже, — нахмурился он. И пояснил: — Так трямкает звонком только Горленко. И это очень странно, что он здесь.

— Он сам идет к нам в руки? — попыталась пошутить Ирина.

Но Морской уже не слушал, мысленно настраиваясь на официальный отрешенный тон и максимальное хладнокровие.

А вышло все совсем иначе.

— Значит так! — горячо зашептал Горленко, утащив Морского на балкон. Ирину усадили с первой попавшейся книгой в полукабинете, уговорив дать мужчинам время на важный разговор. — Что бы вы про меня ни думали, но мне важнее совесть. Поэтому по долгу былой дружбы считаю, что обязан предупредить, — он нервничал, и Морской сначала тоже насторожился. — Каждый ваш шаг сейчас как на ладони, — продолжил Коля. — Следят-то за Ириной. И только в целях ее безопасности. Но она, как видите, от вас не отходит, а значит… Короче… Я знаю, на что вы вдвоем способны, и очень вас прошу: не натворите глупостей. Никаких встреч с нежелательными элементами, никаких попыток показать жизнь в том виде, в каком она вам видится. Ирина уедет, а вы останетесь, и вам потом за это отдуваться.

— А в каком виде, как вам видится, мне видится жизнь? — Морской сто раз давал зарок не ерничать над Колиной манерой изъясняться, но не сдержался. — И как мне отличить «желательные» элементы от других?

— Вы знаете, о чем я, — сдерживая себя, рявкнул Коля. — Вам на себя плевать, так пожалейте Галю и Ларису. Нет, — спохватился он, — общайтесь на здоровье! У нас все счастливы, что Ирина Грох доверяет вам. Меня сегодня спрашивали, насколько это может быть серьезно. Я честно отрапортовал, что к вам противоположный пол ужасно льнет… Пусть знают, что вы в глазах зарубежной интеллигенции — ценная личность. Это вам на руку.

— Да как не стыдно! — Морского понесло: — Вы говорите пошлости! Кроме того, изображаете участие всего лишь потому, что вам сейчас нужно мое расположение и вы надеетесь, что я вас буду держать в курсе рассказов Ирины! Тьфу! Общаюсь с иностранкой — значит, «на заметке». Это и ежу ясно. Вы сообщаете мне очевидный факт с таким видом, будто делаете одолжение! А где были ваша совесть и ваш долг былой дружбы год назад? Тогда я действительно не ждал подвоха. Тогда бы и предупреждали! Я не говорю — не писали бы письмо, все мы не святые. Но хотя бы просто рассказать о готовящейся опале вы могли?

Морской замолк, пытаясь отдышаться. Он столько раз обещал себе, что не унизится до этих глупых разборок с Колей, но вот теперь сорвался…

— Я ничего не понял, — глупо моргая, Горленко уставился на собеседника. — Повторите. Но только так, чтоб все было прозрачно. Что за письмо и о какой опале?

— Что ж, ладно, — Морской взял себя в руки. — Понимаю, неприятно. Давайте делать вид, что мы не поднимали эту тему. Мы год назад уже друг другу все сказали, и хватит.

Следующие десять минут превратились в форменный допрос. Горленко яростно вытягивал ответы, и из того, как он нелепо заходил с разных сторон и как неловко формулировал вопросы, вдруг стало ясно, что к злополучному письму Коля, возможно, был непричастен.

— Но как же так? — растерялся Морской. — Вы сами мне признались, пересказав тогда у нас весь текст…

— Пересказав? — Николай нахмурился. — Но вы ведь сами спросили мнение! И я его озвучил. Пользуясь общеизвестными формулировками. Да эти же цитаты вам слово в слово любой дурак расскажет. Если он, конечно, слушает радио и не спит на политинформации на работе.

— Черт… — Морскому стало стыдно. — Простите… Вы, выходит, не предатель. И не трус. А попросту дурак.

— То-то! — обрадовался Коля, услышав извинения, но тут же спохватился: — Что???

— Ну, то есть не «дурак» в обидном смысле, а как ты и сказал: «любой дурак». — Морской не к месту вспомнил разговор рабочих в подсобке и глупо прибавил: — Не в жизни, а во всем таком… прям жах…

Тут пришла очередь Горленко негодовать.

— Да как вы так могли подумать? — немного даже заикаясь от возмущения, шпарил он. — Да если б я чего-то и писал, то сразу б вам под нос подсунул строки. Зачем бы я в газету доносил? — Он глубоко вздохнул и продолжил более сдержанно: — Что значит «из-за дочки»? Да, были проблемы с бумажной волокитой. Но вы же знаете мою Свету, они в библиотеке так поднаторели в составлении бумаг, что победят любой бюрократизм. Неужто за какие-то бумажки я стал бы вдруг про вас писать в газету? Хоть правду, хоть неправду… Общаться с вами и тут же за спиной строчить кляузу? Да кто б меня просил? У нас не идиоты. Знают — плюну в рожу, мало не покажется…

Он глянул на Морского очень гневно, и тот, пытаясь отшутиться, закрыл лицо руками, будто опасаясь плевка.

— Не кривляйтесь! — рыкнул Коля. — Что вам мешало сразу рассказать мне, в чем подозреваете, а не кидаться оскорблять и ругаться? Поговорить по-человечески, а не обижаться, как закрытый и напыщенный сундук? И потом, с чего вы вообще взяли, что вам говорили про меня? Имени, как вы сказали, не называли…

— Да, я не унижался до расспросов, — виновато вздохнул Морской. — Сказали, что-то вроде «Общественное недовольство — полбеды, вы посмотрите, что написал ваш близкий друг». И дали мне перепечатку письма… Которое вы мне потом пересказали…

— У вас что, мало близких друзей было? — не унимался Коля.

— Мало, — сказал Морской твердо. — На тот момент был, собственно, один… И я его, похоже, умудрился потерять…

Они несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза.

— Потерять? — оторопело повторил Горленко. — Я, что ли, вещь или девица, чтобы меня терять? Не дождешься!

Они непременно вместе рассмеялись бы, но тут из комнаты раздался страшный грохот. Заскочив в дом, Морской увидел обломки книжной этажерки и робко пытающуюся поставить их на место Ирину.