Яд персидской сирени - Инна Бачинская

Она сидела на подоконнике, окно было распахнуто — сестрице не пришло в голову навесить замок, чтобы она, Татка, не выскочила. Или поставить решетки. Всегда была дурой. А Володька лох! Она, Татка, обвела его вокруг пальца. Она усмехнулась угрюмо, вспомнив, как он метался по мегацентру, как на лице его отразилось облегчение при виде ее с дурацкой торбой из какой-то копеечной лавки…

Она сумела вырваться на полчаса и написать Шухеру. Шухер что-нибудь придумает! Эйфория сменилась страхом и неуверенностью: он не получил письма! Новый адрес, выехал из города… мало ли. А она раскатала губу. Правда, можно сбежать, выскочить через окно… а что потом? Без документов, без денег, без знакомых… Дохлый номер. Она кусала ногти и напряженно думала. Вдыхала пряный запах персидской сирени, смотрела в сад.

Светила луна, слегка ущербная, похожая на неровно отрезанный ломоть желтого сыра. Всюду была тишина — ни ветерка, ни движения. Сад спал. Дом тоже спал.

Она сидела на подоконнике, пока не посветлел край неба. Была еще ночь, но восток уже розовел, и легчайший ветерок пробежал по кустам. Татка, недолго думая, вылезла в окно и спрыгнула на клумбу. Прижалась к стене дома, прислушиваясь. Все было тихо. Присев на корточки, она ладошками заровняла следы и двинулась к окну соседней комнаты, загадав, чтобы оно было открыто.

Ее толкало любопытство, почти детское — в психушке она видела людей, потерявших память, и ей страшно хотелось рассмотреть Пашу поближе. Ей пришло в голову, что они в каком-то смысле союзники, потому что оба лишние здесь и никому не нужные. Она попыталась представить себе, как это — потерять память и ничего не помнить, повертела мысль так и сяк и отбросила — фантазии не хватило. Надо помнить, подумала она. Никогда не забуду. Никогда. Никому. Не хочу забывать. Нельзя забывать. Не дай бог потерять память. Тогда от человека ничего не остается. Пусто.

Окно Пашиной комнаты было открыто. Татка, оглянувшись, подтянулась на руках и влезла на подоконник, а оттуда осторожно соскочила на пол. Замерла, привыкая к темноте. Она услышала хриплое дыхание спящего человека. Подошла ближе, нагнулась. Руки мужчины лежали поверх одеяла. Она попыталась рассмотреть его и узнать в нем того Пашу. Борода, высокий лоб, длинные волосы… Ничего не видно, здесь темнее, чем снаружи. Володя сказал, он попал в аварию, чудом выжил. Она, Татка, тоже чудом выжила. Она ухмыльнулась, подумав, что здесь тайком ночью собрались два чуда. И что бы это значило?

Мужчина вдруг застонал, и Татка испуганно отскочила. Он попытался встать, опираясь руками о кровать, глаза его были закрыты. Упал обратно. Он что-то пробормотал, и Татка напрягла слух. Он продолжал бормотать, но ничего нельзя было разобрать. Его руки беспокойно шарили по одеялу, он с силой стискивал его и тянул, словно пытался сбросить. Татка подумала, может, разбудить, вдруг припадок? Дать воды, приподнять… что-то нужно делать! Позвать на помощь нельзя… Она нерешительно дотронулась до руки мужчины, сжала, ощутив худобу и костлявость пальцев. Он затих, и Татка перевела дух.

— Кто здесь? — вдруг сказал мужчина, напряженно вглядываясь в темную фигуру около постели.

Татка вздрогнула и не сразу ответила:

— Паша, это я, Татка. Не бойся!

— Татка? Ты кто?

— Сестра Веры, сводная. Не помнишь меня?

— Не помню. Ты здесь живешь?

— Временно.

— Временно? Почему временно? — Говорил он с трудом.

— Считай, у меня каникулы, — хмыкнула Татка.

— Ты учишься? Где?

— В дурдоме.

— Это шутка такая?

— Нет. Это длинная история. Ты правда ни фига не помнишь? Ты хоть знаешь, как тебя зовут?

— Знаю. Павел Терехин. Я попал в аварию и девять месяцев пролежал в коме.

— Даже Верку не помнишь?

— Вера моя жена…

— А дружбана Володьку?

— Мне кажется, его помню.

— А меня?

— Тебя… — Он задумался. — Тебя не помню. Расскажи.

— Тише! — вдруг прошипела Татка и метнулась к двери. Прижалась к двери и застыла на долгую минуту — показалось.

— Расскажи, — повторил мужчина.

— Нечего рассказывать. Папа встретил маму двадцать пять лет назад и бросил тетю Тамару и Верку. Потом мама уехала, и мы вернулись к ним и стали жить все вместе. — Она фыркнула. — Они меня ненавидели! Когда мне было пятнадцать, папа умер и жизнь стала вообще невыносимой. А потом я убила своего парня…

— Убила?

— Была обдолбанная, застала с какой-то бабой и… — Она цыкнула языком. — Ножом.

— Сколько же тебе было?

— Семнадцать. Знаешь, когда умер папа, я жить не хотела. Я их ненавидела! Ну и… Это было уже при тебе, вы с Веркой уже встречались. У тебя была большая белая собака, Портос… помнишь?

— Не помню. А что потом?

— Меня заперли в психушку на семь лет. Я пыталась сбежать, два раза резала вены, сидела в одиночке.

— Вера забрала тебя домой?

— Ага, щас! — Татка фыркнула. — Контора спалилась, деньги сперли. Там сейчас комиссия работает, вот нас всех и выперли. Верка ищет новую тюрьму, так что я тут ненадолго.

— Почему… ищет?

— А зачем я ей? Она опекун, прикарманила мои бабки, делиться не хочет. А ты бы на ее месте что сделал?

— Я бы отдал.

— Не смешно. Ты ни разу за семь лет не приехал ко мне. Ни разу! И Верка с тетей Тамарой не приехали. Ты бы тоже не отдал. Да я не в обиде, если бы психушка не спалилась, я бы оттуда не вылезла до смерти. И на том спасибо.

— Я тебя не проведал… ни разу?

— Я же сказала. У тебя работа, карьера, своя жизнь. А я… Ладно, проехали. Ты стонал, болит что-нибудь?

— Не болит. Что-то снилось.

— Помнишь что?

— Много зелени, река, собака, какая-то женщина.

— Незнакомая?

— Вроде незнакомая.

— Говорят, если шарахнуть током, у человека проявляется память предков. Или дать по голове. Некоторые начинают говорить на древних языках. Этого я вообще не понимаю, это получается, что оно все сидит в нас, а потом вдруг получил по тыкве и заговорил на каком-нибудь вавилонском? Как это? Если это все внутри нас, почему мы не знаем?

Мужчина издал смешок.

— Никто не знает. А что снится тебе?

— Мне снится дурдом, ну, что я снова там. Проснусь, спина мокрая, отдышаться не могу.

— Хочешь, я поговорю с Верой?

— Не надо. Я вылезла в окно, они меня запирают.

— Зачем?

— Я же псих, боятся, наверное. Чтобы не сбежала или не бросилась с ножом. Хотя куда мне бежать, ни денег, ни паспорта… Если ты скажешь, они заколотят окно, понял? И я не смогу приходить. Ты-то хоть меня не боишься?