Яд персидской сирени - Инна Бачинская

— Да брось ты, ну что уж поделаешь, успокойся, — убеждала Анжелика. — Ты же сама все понимаешь. С самого начала дохлый номер, ты же сама говорила. Классика. Босс и секретарша, даже не смешно. А ты посмотри с другой стороны: это счастье, это было, это останется навсегда… мужчина с большой буквы! Самый-самый, ты хранишь его в памяти, вспоминаешь, говоришь ему всякие красивые слова, рука в руке… Особенно когда хреново.

Любочка шмыгала носиком и кивала, что согласна.

— Утешает, сочувствует, понимает… — Анжелика вздыхает. — Не вырывает пульт, чтобы смотреть про дурацкую политику, не разбрасывает грязные носки и всякие болты, не храпит, наконец…

Любочка снова кивнула.

— Женщина по жизни все время идет на компромиссы, нам вообще труднее. Я имею в виду не бизнес-теток или этих, с обложки, а нас, простых обыкновенных баб, и вот тут-то и надо с большой буквы для души, как твой Паша Терехин, поняла? Он тебя помнит и никогда не забудет, и ты его тоже никогда не забудешь, даже в старости… — Анжелика тоже всхлипнула и потянулась за салфеткой.

Некоторое время они плакали вместе, потом Анжелика сказала:

— Хорош реветь, подруга, жизнь продолжается. Покажи кольцо!

Любочка вынула из сумочки красную бархатную коробочку, протянула Анжелике. Та раскрыла коробочку, и обе замерли, рассматривая изящное колечко с рубином.

— Надевай! — скомандовала Анжелика. — И никогда не снимай, поняла?

Любочка надела колечко на безымянный палец, снова расплакалась, с трудом выговорила:

— Рубин — мой любимый камень… Он помнит! Он благодарит за все… пишет, все годы совместной работы он чувствовал мое плечо и поддержку, и если бы не я… — Она всхлипнула. — Что я близкий ему человек, и он никогда… Никогда! Но ему нужно уехать после всего, что случилось, новый старт, новая обстановка… — Она достала из сумочки исписанный листок. — Вот! «Любочка, родная моя… Прощай, мой дорогой человечек… никогда тебя не забуду!»

— Куда же они уехали? — раздумывает вслух Анжелика, рассматривая письмо. — Интересный почерк, такой… мужской!

— Он не пишет, обратного адреса нет. Уехали навсегда. Ага, интересный… размашистый, он расписывался в документах на полстраницы.

— Может, за границу?

— Может… Я сразу побежала к ним, как же так, думаю, надо же по-людски попрощаться, может, помочь, а там уже другие люди… куда уехали, не знают, адреса не оставили. — Любочка закрывает лицо руками и горько плачет.

Анжелика машет официанту, показывает на рюмку, и тот мигом прилетает с полным хрустальным графинчиком.

— Между прочим, давно собираюсь познакомить тебя с нашим Олежкой Монаховым, — говорит Анжелика. — Классный мужик! Золотой характер и не женат. Школьный друг Жорика, экстрасенс, между прочим. Он тебе понравится, вот увидишь!

* * *

…А экстрасенс и мужик с золотым характером в это самое время лежал на своем новом необъятном диване, закинув руки за голову, и рассматривал новую картину, висящую на месте старой, с китайской стеной, и думал о витиеватых жизненных проявлениях и смыслах.

Громоздкую картонную коробку неделю назад принес курьер службы доставки. Монах удивился, так как не ждал никаких посылок… да и от кого? Он внимательно рассмотрел адрес, думая, что произошла ошибка. Адрес был его собственный. Имя тоже: Олег Христофорович Монахов, все честь честью.

Он вскрыл коробку и вытащил большой плоский предмет; пошарил в коробке в поисках письма, но ничего не нашел. Озадаченный, он снял с предмета несколько слоев рыхлой серой бумаги и увидел картину в широкой тускло-золотой раме. Замер, рассматривая залитый солнцем луг — сочную зелень, бледно-сиреневые, желтые, розовые пятна цветов, усыпанный белыми кистями куст не то бузины, не то калины, и бесконечное, до самого горизонта небо…

Не без труда разобрал Монах имя художника — маленькие черные буковки внизу справа: «Циркачка». Он прислонил картину к спинке дивана, отошел, постоял, всматриваясь. Щедрые размашистые мазки и бьющая через край радость…

Потом сходил в кухню и сварил себе кофе; потом снова стоял перед картиной, на сей раз с кружкой.

Допил и полез на затрещавший диван снимать Великую Китайскую стену…

* * *

— Почему? — спросила она в который раз. — Почему, Паша? Не вернулся, не спросил с них… они же тебя убили! Она убила, а твой друг отвез с глаз долой… Что ты собирался делать дальше? Оставаться навсегда с дедом Яшей?

— Ведь не убила же, — отозвался он не сразу. — Случайно получилось. Я тоже хорош… Ты говоришь, вернуться… зачем? Отомстить? Как в кино? — Он хмыкнул. — Я должен был подохнуть в болоте, а мне вдруг сказали: э нет, парень, еще не конец, живи! Помилован. Ты, главное, ползи, ползи, не останавливайся… вот тебе второй шанс! Пустые руки и право выбора. Я и выбрал. Грязь, жадность, тараканьи бега… все осталось в той жизни. Жил при земле, обживался с пчелами… а тут ты свалилась на голову.

— Какие пчелы! Ты был личностью, сильной, прущей напролом, и вдруг — пчелы и дед Яша! — Она не желала сдаваться, она хотела простых ответов на простые вопросы. — Не понимаю!

— Молода еще понимать. Время разбрасывать, время собирать… Я вдруг понял, что это не о возрасте, это о новом взгляде на мир: вчерашние смыслы и ценности оказались трухой. Дед Яша подобрал меня через сутки — я сумел выбраться к дороге. Это было как чудо, там мало ездят. Помню свет фар, помню свой крик: «Сюда! Я здесь!» А звука нет… Машина проехала, не остановилась, и я заплакал. В первый раз в жизни. Господи, шепчу, спаси и помилуй… Дед Яша потом говорил, как торкнуло его что-то, вроде как голос чей-то позвал…

Очнулся уже у него. Кормил он меня медом и цветочной пыльцой. Знаешь, что бывает, если кормить волка медом и цветочной пыльцой? То-то. Потому и не вернулся. — Он помолчал. Потом сказал:

— Все, хватит! Спокойной ночи.

— Послушай, а ты не думаешь…

— Я сказал: хватит. Спи!

— Сплю. Это судьба? — сказала она через минуту. — Получается, мне тоже дали второй шанс… Значит, судьба?

Он не ответил — не знал, наверное. Или спал уже…