Незабываемая ночь - София Джеймс

Саммер устал, этого нельзя не заметить. Неудивительно, постоянное напряжение, бессонная ночь, боль – это не добавляло сил. Даже складки у рта стали глубже.

Она потянула его руку к себе, заставляя коснуться промежности.

– Не думай ни о чем, Саммер, ведь я рядом.

Разведя ноги, она откинула голову и пожалела, что волосы ее коротки и не могут рассыпаться по плечам красивыми волнами, что на ней нет украшений и тонкого аромата духов. Вместо этого на лице и теле следы мести.

Шейборн окинул ее хмурым взглядом, в его глазах за золотым блеском она видела борьбу разума с желанием.

Раздраженный тем, что не может устоять перед ней, дрожа от возбуждения, он наклонился и коснулся губами ее соска.

Его ритмичные движения давали помимо наслаждения возможность вдыхать запах собственного тела – мускусного и свежего от речной воды.

Напряжение нарастало, оба ждали финала, дарующего облегчение и блаженство. Внезапно Саммер остановился, отошел и принялся снимать одежду. Великолепно сложенный, он был похож на бога Адониса, явившегося к ней в лучах уходящего солнца. Она попала в Эдем.

Плоть его была тверда, что стирало сомнения в силе желания, оно было столь же велико, как и ее. Вперед, вперед, туда, где жар обрушится на них обоих, сжимая горло, вызывая изумление и восторг. Финал был таким бурным, что казалось, их разорвет на куски.

Саммер поднялся и отвел ее в реку. Прохладная вода дарила успокоение и удовольствие, иное, но не менее сильное, чем прежнее.

Темнота стала непроницаемой, птицы стихли, и теперь был слышен лишь стрекот насекомых.

Почувствовав, как она задрожала, Саммер завернул ее в одеяло и положил на мягкую траву подальше от реки.

Сам он не оделся, принес из тени седельную сумку с едой и положил перед ней щедрым подарком, а потом отправился проверить лошадей.

Вернулся он уже в рубашке и брюках, хотя и босой.

– Я наполнил флягу водой, – сказал он, сел и поставил ее рядом. – Огонь разжигать нельзя, это нас обнаружит.

– Думаешь, неподалеку есть люди?

– Нет, но предусмотрительность не повредит.

Он пригляделся и увидел, что Селеста надела тонкую нательную рубашку, а сверху плотную. Но даже через нее были заметны бугорки сосков.

– Я никогда не смогу тобой насытиться, – хрипло произнес он, словно извиняясь.

Отдавшись страсти, они забывали о словах и потом не говорили о своих чувствах. Какой в этом смысл? Ведь им нечего обещать друг другу.

– Тогда не будем останавливаться.

– А что потом?

Похоже, он читал ее мысли.

– Я не знаю, Саммер, правда, не знаю.

Через час Селеста лежала на его руке, прикрыв обоих одеялом, и слушала биение его сердца. Уверенное, ровное, сильное, такое, как и он сам.

– Слышала, ты с полком был на Мадейре. Не представляю, как там?

– Жарко и ярко. Через пару месяцев я заболел и несколько недель провел в постели. Я решил, что все из-за воды, и перешел на виски.

– А потом ты вернулся в Англию и женился на Анне?

– Да. Я страдал от одиночества, а она была доброй.

– Доброй, ласковой и милой.

– Да, – коротко ответил он, не желая рассказывать больше.

– Тебе нравятся эти качества в женщинах. – Она не могла остановиться.

– Селеста.

– Что?

– Мне нравятся и другие качества.

Она улыбнулась и прижалась к нему, отчего стало жарко. Нет, ей надо отдохнуть. Хотя то, что между ними произошло, было невероятным и прекрасным.

– Я отправляла тебе письмо из Парижа. Ты его получил?

Она почувствовала, как он мотает головой.

– В Суссекс?

– Нет, в Лондон, в военную академию.

– Ты знала, что я туда поступил?

– Папа́ рассказал. Он говорил с твоим дядей, тот сообщил, что ты готовишься к отъезду. Как только мы приехали в Париж, я нашла адрес.

– Я ничего не получал. А что ты писала?

– Просила прощения. Желала счастья. Объясняла, что уехала с отцом в Париж.

– Значит, прощальное послание?

– В нем было много нежности и моя любовь.

Плечи его шевельнулись, он повернулся так, чтобы увидеть ее лицо.

– Но ты сбежала с Августом.

– Уже тогда я знала, что ты совершишь что-то героическое и значимое. Однажды твой дядя отвел меня в сторону и сказал, что ты должен жениться на дочери друзей семьи, он очень рассчитывает на этот брак. К тому же решение приняли много лет назад твои родители.

– Ее звали Анна. – Он произнес ее имя с грустью и смирением, но воспитание джентльмена не позволило ему сказать больше. – Кто написал в Лэнгли, что ты погибла вместе с отцом?

– Кэролайн Дебюсси, она сочла решение разумным.

– Интересно, почему?

Селеста зашевелилась, положила голову ему на грудь, и он сразу ощутил ее дыхание.

– Потому что иногда люди просто не могут вернуться к прежней жизни, и тем, кто их ждет, надо помочь забыть.

– Родные не забывают. Каждый день в твоей комнате в Лэнгли зажигают свечу.

– Бабушка сказала в тот день, что я обуреваема страстями, как отец, и душа моя изранена, как у матери. Мы уехали до похорон. Она не желала нас там видеть. Сказала, что вовеки не простит моего отца за то, что жену он никогда не любил так, как страну. – Она перевела дыхание и прошептала: – Кажется, она была права.

– Члены семьи могут всякого наговорить друг другу, причина в том, что они беспокоятся и любят.

– Перед смертью мама оставила письмо. Писала, что я такая же, как мой отец, и она проклинает нас обоих. И еще, что у меня нет будущего, а она не желает наблюдать, как трагически складывается моя жизнь. Что я безудержная, неуправляемая эгоистка. Думаю, бабушка считала так же.

– В этом заключается разрушительная сила взаимного непонимания.

– Что это значит?

– Твоя бабушка несколько раз отправляла людей, чтобы вас разыскали. Она вычеркнула из жизни твоего отца, но готова была щедро платить за спасение внучки. Она сдалась лишь в 1806 году, когда Август написал ей, что ни ты, ни он не желаете знать родственников матери. Леди Фолкнер была в отчаянии.

Селеста села и повернулась к нему спиной, но одного взгляда на позу было достаточно, чтобы понять ее мысли. Отбросив одеяло, она обхватила руками худые плечи; пальцы зашевелились, выводя на коже круги и какие-то символы.

Через некоторое время она расслабилась.

– Любовь – не слова, а дела. Сьюзен сделала очень много, чтобы вернуть тебя.