Розы для Молли - Кейт Хьюит

Но Джейкоб тоже должен так думать. Должен поверить в себя.

Когда сумерки сгустились, Джейкоб поднялся. Он взял Молли на руки, и она, улыбаясь, свернулась у него на руках, как довольный котенок.

— Похоже, нам требуется постель, — заметил он.

Она кивнула, коснувшись лбом его плеча.

В доме было темно. Джейкоб миновал холл и остановился у подножия лестницы. Он всегда ненавидел это место, ненавидел образы, возникавшие в памяти. Аннабелла в крови. Плачущие братья. Мертвый отец. Но на сей раз демоны не появились, и это подарило Джейкобу искру надежды. Может быть, прошлое удастся оставить в прошлом? Неужели Молли права?

Он понес ее по лестнице. Войдя в спальню, Джейкоб осторожно опустил Молли на кровать и лег рядом.

Он провел целую ночь с женщиной только однажды — с ней, в лондонском отеле. Джейкоб не допускал, чтобы женщины видели его спящим. Или во власти кошмара.

В ту ночь он пошел на риск. Последствия были ужасны. Сейчас он ничем не рисковал: Молли известно самое страшное, и все-таки она любит его.

Любит. Чудо! Как в сказке.

Джейкоб уткнулся лицом в ее мягкие волосы и закрыл глаза.

И заснул.

Но сон был иным. Джейкоб не был действующим лицом. Не был даже самим собой. Он увидел Аннабеллу на полу, рыдающих братьев, Уильяма, замахнувшегося плетью, и себя.

Странно было смотреть на себя со стороны. И в то же время правильно. Джейкоб увидел правду, не искаженную сомнениями и страхом. Он смотрел, как сжимается его кулак, как падает отец. И слышал смех.

Но это не был смех маньяка, который так долго мучил Джейкоба. Это было скорее рыдание, вопль отчаяния.

Он понял себя так, как не понимал раньше. Понял ярость, и горе, и даже мгновенное удовлетворение, которое он ощутил, ударив отца. И принял.

И успокоился.

Джейкоб проснулся с ощущением легкости и умиротворения. Молли лежала рядом, по-прежнему свернувшись клубочком. Она спокойно спала. Сердце Джейкоба билось ровно, он не покрылся холодным потом.

Он прижал Молли к себе и закрыл глаза. И заснул. И больше ему ничего не снилось.

Молли проснулась, увидела солнце, почувствовала тепло руки Джейкоба. Она шевельнулась, и он открыл глаза:

— Доброе утро.

Она улыбнулась:

— Доброе утро.

Она никогда не видела Джейкоба таким спокойным, довольным.

— Ты выглядишь по-другому, — ласково заметила Молли.

— Я чувствую себя другим.

Он взял ее руку и приложил к своей щеке. Это мирное утро было невообразимо далеко от страшных откровений прошлой ночи. Молли решила не задавать вопросы. Джейкоб сам все объяснит, когда будет готов.

Вместо этого она сообщила:

— Я хочу кое-что тебе показать.

Они оделись, позавтракали и отправились в парк.

— Ты проделала потрясающую работу, — заметил Джейкоб, когда они шли по аккуратным, обложенным бордюрами дорожкам мимо цветочных клумб. — Парк стал как новый.

— Он действительно новый, — заверила его Молли.

Вольф-Мэнор больше не был рабом прошлого.

Как и Джейкоб. Как и она.

— Куда ты меня ведешь?

— В розарий. Только там больше нет роз.

Молли было очень трудно расстаться с розами.

Это было как расставание с отцом. И все-таки она не сомневалась, что папа одобрил бы ее работу. И надеялась, что Джейкоб тоже ее одобрит.

— Вот. — Они остановились у входа. Живая изгородь скрывала от Джейкоба то, что было внутри. Молли встала на цыпочки и закрыла ладонями его глаза. — Не подглядывай. — Она провела Джейкоба в бывший розарий и разрешила: — Теперь смотри.

Он медленно оглядел преображенный цветник. От прежнего розария осталась только восьмиугольная форма. Все остальное изменилось.

Джейкоб увидел бегущий по периметру рукотворный ручей, выкрашенный в веселый красный цвет маленький мостик.

Молли не выдержала нервного напряжения и, заикаясь, сказала:

— Идею мне подал ты.

— Японский сад камней?

— Не только. На выставке я прочитала на плакате, что «Джей дизайн» стремится к тому, чтобы каждое здание говорило о своем владельце, а не об архитекторе. Этот сад похож на тебя.

Джейкоб удивленно посмотрел на нее:

— На меня?

— Да. — Молли улыбнулась. — Ты — хозяин Вольф-Мэнор, Джейкоб. И удивительный человек.

— Покажи мне, что ты сделала.

И Молли показала. Она посадила сливовые деревья как символ стойкости, потому что они цветут, когда на них еще нет листвы. И сосну как символ силы. Искусно выполненный железный лягушонок символизировал озарение. Джейкоб сразу понял это.

— Когда лягушка прыгает в пруд, разлетаются брызги, — процитировал он древнюю японскую поговорку. — Ко мне озарение пришло прошлой ночью. — Он обнял Молли. — Благодаря тебе.

Они подошли к самому важному элементу садика. Чуть в стороне от центра, на гладком чистом песке стояло восемь камней. Молли выбирала их очень тщательно. Камень с золотистыми прожилками заставил ее вспомнить об актерском таланте Натаниеля. Светло-серый, гладкий, без единой трещинки, он соответствовал спокойному характеру Аннабеллы. В центре композиции возвышался мощный гранит — страж, хранитель. Молчаливый, сильный, надежный.

Пальцы руки Джейкоба сжали ее руку, когда он считал камни, рассматривал их.

Искусственный ручей брал начало на вершине миниатюрной скалы, оттуда искрящимся водопадом низвергался в бассейн, а затем отправлялся в путешествие вокруг сада. Вода — символ возрождения, излечения, жизни. Джейкоб протянул руку и смочил пальцы. Потом повернулся к Молли и искренне проговорил:

— Спасибо.

Они обошли весь парк. Молли показывала Джейкобу растения, которые ей удалось спасти, говорила о тех, с которыми пришлось расстаться. Она грустно покачала головой, когда они остановились около корявого пня — единственного, что осталось от старого дуба.

— Я сохранила этот пень в память о дереве, — робко призналась она. — Старые деревья нельзя просто выкорчевать и забыть.

— Конечно, — согласился Джейкоб. — Знаешь, именно тут был наш шалаш.

— Я не помню…

— Отец разломал его в приступе гнева.

Молли немного насторожилась при упоминании Уильяма. Словно тот все еще имел некую власть над сыном. Однако Джейкоб покачал головой.

— Все позади, — сказал он мягко. — Я долго жил во мраке той ночи… Как, впрочем, и всего, что было до нее. — Он вздохнул. — Я всегда буду сожалеть о том, каким было мое детство, но ты доказала, что это не может сломать меня.