Блаженство греха - Энн Стюарт

Он раздумчиво оглядел ее.

— Дерьмо есть всегда, милочка. Сколько готовы заплатить?

— Зависит от качества вашего дерьма.

Лерой наклонился над столом, заговорщически понизив голос.

— Детка, есть просто первоклассное…

— Лерой! — Голос был резким и отчетливым, и бедняга Лерой подпрыгнул на стуле, а на его морщинистом лбу выступили капли пота.

— Шериф Колтрейн, — сказал он с чуть заметным нервным заиканием. — Я тут как раз приветствую юную леди в нашем замечательном городе. Пишет книгу про нашего Люка.

Шериф Колтрейн не сильно отличался от Лероя Пелтнера. За пятьдесят, обветренное лицо спрятано под темными очками и низко надвинутой шляпой, коренастое, сбитое тело как будто сплошь из крепких мускулов. Что-то подсказывало Рэчел, что играть с ним будет не так легко, как с Лероем.

— Возвращайся-ка ты на работу, Лерой. У Евы Лу есть кое-какие бумаги, которые тебе надо подписать.

— Проклятье, Колтрейн, я не нуждаюсь… — Нытье сошло на нет, когда шериф обратил на него свой спрятанный за солнечными очками взгляд. — Приятно познакомиться, мисс Коннери. Надеюсь, у нас скоро будет возможность обстоятельно поговорить.

Лерой практически выбежал из кафе, и другие завсегдатаи теперь старательно не обращали внимания на приезжую. Очевидно, все здесь побаивались шерифа Колтрейна.

— Не рассчитывайте на это, — заявил он.

Рэчел заморгала.

— На что не рассчитывать?

— На то, что увидите Лероя в ближайшем будущем. Старый дурак любит трепать языком — так он чувствует себя важной птицей, — но не верьте ни одному его слову. Только в прошлом месяце он умудрился заманить сюда телевизионщиков на поиски чупакабры. А два года назад были летающие тарелки. У Лероя чертовски бурное воображение и потребность быть в центре внимания.

— Тогда почему он мэр?

Улыбка шерифа Колтрейна дохнула холодком.

— Никто другой на эту работу не соглашается. Мы тут языком трепать не любим. За исключением Лероя, когда западает на какую-нибудь смазливую мордашку. Никто вам здесь не расскажет о Люке Барделе ничего такого, чего вы уже не знаете. На вашем месте я бы сел в свою машину и убрался из города, пока не стемнело.

— Сейчас лето, шериф. Так рано не темнеет.

— Никто не станет вам помогать, — уперся он.

— Пытаетесь воспрепятствовать прессе, шериф?

— Вот только не надо мне этой ерунды. И вы не пресса. Просто какая-то баба, которая утверждает, что она писательница. У вас корочка имеется?

— Нет.

Он мерзко осклабился.

— Не знаю, что вы там слышали про маленькие южные городки и их шерифов, но мы следуем букве закона. Я могу предложить вам покинуть город, но заставлять не собираюсь. Просто предупреждаю, что вы зря теряете время.

— Ну, это же мое время.

— Точно. Но ближайший мотель в двадцати семи милях в Гейтерсбурге, а ночью дороги у нас такие темные.

— Я видела какой-то пансионат, когда подъезжала.

Он усмехнулся, обнажив пожелтевшие от табака, но еще крепкие зубы.

— Там владелица Эстер Блессинг, и я не думаю, что она вас впустит.

— Почему?

— Потому что она мама Джексона Бардела. И Люка не простила.

— За что не простила?

— Кто знает? Это маленький город, мисс Коннери. Полагаю, ей уже известно, что вы здесь. Если подниметесь к ней на крыльцо, то можете получить порцию дроби из обреза.

— Да будет тебе, шеф! — Усталого вида официантка, казалось, была единственной в кафе, у кого хватило духу не спасовать перед ним. — Эстер больше интересуют деньги, чем месть. Кроме того, ее хлебом не корми, дай только наврать с три короба про Люка.

— Кто сказал, что это вранье? — встрял кто-то.

— Заткнись, Хорас Уилдин, или я сам тебя заткну, — рявкнул шериф, не оглядываясь. Взгляд его по-прежнему буравил Рэчел сквозь зеркальные очки, и она порадовалась, что не видит его глаз. Наверняка холодные и бездушные, как у рептилии. — В общем, дело ваше, мисс. Ущемлять ваши гражданские права я не собираюсь. — Он произнес эту фразу как что-то непристойное. — Хоронить-то вас будут.

Не сказав больше ни слова, шериф стремительно вышел, а в кафе повисла неловкая тишина.

— Что ж, — промолвила Рэчел через минуту, — городок и впрямь радушнее некуда.

— Люк — это больная тема, милая, — пояснила официантка, подливая ей кофе. — Местные или считают его вторым Иисусом Христом, или самим дьяволом. И обе стороны никогда не сойдутся во мнениях.

— А что думаете вы?

На ее плоской груди красовалась карточка с именем — «Лорин».

— Думаю, в нем понемножку и того и другого, дорогуша, — ответила Лорин и, понизив голос, добавила: — Понемножку того и другого.

— Она здесь.

— Давно пора. Я считал ее более нетерпеливой.

— Ты, наверное, напугал ее до чертиков.

— Пытался. Ее не так-то легко напугать.

— Я заметил, — отозвался Колтрейн. — Лорин исполняет свою роль толково, но Лерой чуть все не испортил.

— Лерой — идиот.

— А то я сам не знаю, — проворчал Колтрейн. — Ты приедешь или хочешь, чтобы я сам разобрался с этим делом? Могу позаботиться, если скажешь.

— Приглядывай за ней.

— Она пойдет к твоей бабке.

— Не к моей бабке, — поправил Люк, — а к матери Джексона. Если я знаю Эстер, она забьет ей голову такими страшилками, что та не будет знать, куда бежать.

— А вдруг вызовет копов?

— Ты же сам коп, Колтрейн. У тебя связи.

— Ага. Но ты сказал не обижать ее.

Люк зажег спичку, понаблюдал за разгорающимся огоньком, потом поднес ее к кончику сигареты и глубоко, со смаком, затянулся, наслаждаясь запретным удовольствием.

— Просто приглядывай за ней.

— Ты все еще в Нью-Мехико? Я думал, приедешь сюда и сам со всем разберешься.

— Расслабься, Колтрейн. У меня все под контролем.

— Где ты, черт возьми, Бардел?

— Близко, — пробормотал Люк. — Ближе, чем ты думаешь. — Он нажал кнопку мобильного телефона, прерывая связь, и представил раздраженную физиономию Джимми Колтрейна.

Джимми Колтрейн на пятнадцать лет старше Люка. В детстве был задирой, когда вырос, стал посредственным копом. Это он нашел Джексона Бардела с размозженной пулей головой; это он, бросив только один взгляд на Люка, забрал ружье из его трясущихся пальцев и спокойно стер отпечатки. А потом вложил оружие в руку мертвого Джексона.

Уловка никого бы не обманула — существуют ведь всякие пробы, анализы и экспертизы, — но Колтрейн позаботился, чтобы никто не потрудился взять эти пробы и провести экспертизы. Все знали, что Джексон Бардел был пьяницей и садистом. Никто не горевал по нему, за исключением его мамаши, но Эстер вечно из-за чего-то брюзжала. По крайней мере, в тот раз у нее была причина.