Солнце в рюкзаке - Евгения Мелемина

Солнце набирало силу и на пятой линии должно было стать нашим проклятием. Что я ощутил? Гордость за преодоленные трудности, уверенность в победе и досаду – Квоттербек, который предал Тайта, снизил наши шансы.

Несколько часов пути, что мы шли по серебряным ножам травы, я боролся со своими эмоциями, искренне надеясь не выпустить их наружу. Квоттербек сказал – что ты знаешь кроме правил? Я что-то точно знал, но не мог облечь это в слова. Мне приходило на ум слово «братство», и казалось, что непобедимым оно было именно потому, что никто никого не предавал и не отправлял на штрафную ради правил. Но без правил не было бы Матча, а без Матча чем жить Игрокам – нам, идеальным и великолепным бойцам за победу?

Выходит, Квоттербек был прав, но мне почему-то не становилось легче.

Я старательно откинул эти мысли, и они заменились воспоминанием о вчерашней истории об убитых Игроках. Стало еще хуже.

Великий Аттам, подумал я, почему мне достался именно этот Квоттербек? Почему именно он, вместилище баек и страшных историй, представитель древней и наверняка устаревшей серии? Почему не молодой и свежий, веселый Квоттербек моей мечты? Яркая индивидуальность, отличный от других и, может, тоже с каким-нибудь сумасшедшим цветом волос?

Я думал так, но одновременно осознавал, что, если бы меня и моего Квоттербека связали вместе и кто-нибудь сунулся к нему с ножом, я бы сделал что угодно – руки бы себе отгрыз, но защитил его, не дал ему умереть.

В общем, во мне не было ни капли смирения.

Вся моя серия такая или я один отличился?

Добавьте раствора. Боль путает мысли. Я хочу быть последователен, а сейчас пропускаю детали: например, забыл сказать, что при пересмотре оборудования и припасов я не заметил исчезновения одной очень важной вещи.

То, что я счел обычным водоемом, оказалось бескрайним морем какой-то жирной липкой черноты. Волны по ней не бегали, да и вообще не шевелилась эта дрянь в своих берегах и только ближе к земле становилась пыльной, густой и грязной. Мы шли по берегу, Солнце радостно пищало за плечами Лайна, а тот кашлял, перекрывая этот писк. Я косился на густую черную жижу. За полчаса нашего шествия ее спокойствие разбавила только торчащая вертикально сухая ветка. Квоттербек искал что-то глазами и в конце концов приказал нам остановиться.

– Лайнмен, – сказал он и кивнул на море черной дряни, – этим можно накормить «Иглу».

Лайн покосился недоверчиво, помотал круглой головой.

Я присел на корточки и потрогал жижу. Она дико воняла и маслилась на пальцах.

– А что это? – спросил Лайн, не решаясь скармливать «Игле» неизвестно что.

– Прародитель всех реактивов, – ответил Квоттербек. – Сейчас этим кормят буровые установки. «Игле» с трудом, но сойдет.

Лайн поверил. Сбросил на мелкий песок Солнце и распаковал «Иглу». Вскрыл ее брюхо, обнажив длинный мышечный мешок желудка, и, зачерпнув черной дряни, влил ее внутрь. «Игла» чавкнула, закрывая желудок, тихонько зажужжала и через несколько минут зажгла легкий зеленый огонек, показывая, что принялась за переработку пищи в заряд.

Пока она трапезничала, Квоттербек крутил карту так и сяк, то приближая ее, то отдаляя. По всему выходило, что мы находимся прямо напротив города, но никакого города не было в помине – песчаные барханы и неподалеку разбитая взлетно-посадочная полоса, в трещинах покрытия которой росли какие-то сухие веники.

Я пошел туда, нарочно не спрашивая разрешения и не прося прикрытия. Мне казалось, что на открытом, хорошо просматриваемом пространстве нет никакой угрозы и это самое лучшее место, чтобы выразить своеволие.

– Раннинг, – в наушник осадил меня Квоттербек.

Я промолчал и не обернулся. Под ботинками хрустел разбитый бетон и стекло. Откуда-то взялся сухой жадный ветер. Веники зашуршали, предупреждая.

– Раннинг, назад.

Голос Квоттербека перекрыли помехи, и тогда мне пришло в голову, что линия-то четвертая и ожидать от нее можно чего угодно.

Мысль была светлая, но запоздалая.

Когда я обернулся, побережья уже не было.

Передо мной вместо старой полосы расползалось вширь приземистое здание с заклеенными газетой окнами и одной-единственной дверью. По всей длине здания тянулись красные буквы: «К-Р-Е-М-А-Н-Ь».

Буква «Е» покосилась и висела набок. Ветер сбивал вниз чешуйки высохшей старой краски.

– Квоттербек, я Раннинг, – торопливо сказал я. – Квоттербек…

Наушник опустел, в нем не было ни голосов, ни помех.

Я снова развернулся и пошел назад, надеясь выйти из заколдованной зоны, но через несколько метров наткнулся на кромку берега – океан черной вонючей жижи подступил мне под ноги. Кроме него и здания, здесь не было ничего и никого.

Пришлось обратиться к шлему. На экране шилдкавера я запросил свои координаты, и шлем без колебаний определил меня как гостя того самого города, который разыскивал Квоттербек.

Получалось, что я стою в сотне шагов от своих, но на деле я торчал на пустынном берегу, и те самые сто шагов завели бы меня в глубину черного моря.

Ситуация становилась напряженной. Я включил маячок и заходил взад-вперед, надеясь поймать ответный сигнал или засветить свой. Тщетно. Связь молчала, маяк работал вхолостую.

– Молодой человек!

Я обернулся. По песку, оскальзываясь, ко мне бежал толстяк с большой потертой папкой под мышкой. В другой руке у него был раскрытый выцветший зонтик.

– Ну что же вы, – укоризненно сказал толстяк в ответ на наведенный на него «Щелчок». – Ах да…

Он уронил зонтик и извлек из кармана маленький флажок с изображением Солнца. Продемонстрировав мне флажок, он наклонился за зонтиком. Я стоял как дурак, не зная, что и думать. Тем временем толстяк раскрыл папку и, держа под мышкой зонт, принялся размахивать какими-то бланками.

– Имя ваше?

Я пожал плечами.

– Нет? У вас так часто… А кто же вы?

– Раннинг, – сказал я, держа «Щелчок» наготове. – Где моя команда?

– Да явится, куда денется, – радостно сказал толстяк, на весу выводя в бланке крупные буквы. – У нас правило такое – все по отдельности.

– Я не могу по отдельности. Мне нужна команда.

Толстого этого стоило зажать и ткнуть ему стволом в висок, но он постоянно размахивал то зонтом, то карандашом, ронял какие-то листы и сбивал меня с толку.

– Будет вам команда, – пообещал толстый. – У нас Журов ждет не дождется напарника. Пойдемте, молодой человек. Вам же линию проходить, а у нас тут правила…

Я пошел. Куда было еще деваться? Не в черную дрянь же прыгать… Тем более это был наш болельщик.

Без Квоттербека и Лайна я ощущал себя куском мяса, а не Игроком, поэтому держал «Щелчок» на вытянутой руке и готов был стрелять на каждый шорох, но даже ветер стих, и мы без приключений добрались до той самой двери. За дверью оказался холл с выкрашенными в грязносерый цвет стенами и развешенными по ним агитационными плакатами и тяжеловесной конторкой, за которую толстяк немедленно взгромоздился.