Лучшее во мне - Николас Спаркс

— Он всего лишь раз как-то назвал ее имя.

Аманда отставила свой стакан и начала пересказывать истории, услышанные ею за долгие годы от Така. В том числе как он в двенадцать лет бросил школу и пошел работать в мастерскую дяди; как первый раз в четырнадцать лет увидел в церкви Клару и сразу решил на ней жениться; как во время Великой депрессии все родственники Така, в том числе и его дядя, уехали на север в поисках работы, да так и не вернулись. Аманда рассказывала Доусону о первых годах его жизни с Кларой и о ее первом выкидыше, о том, как Так горбатился на отца Клары на семейной ферме, а по вечерам строил этот дом, о том, как у Клары после войны случилось еще два выкидыша, как Так строил мастерскую и как в начале 1950-х постепенно начал заниматься реставрацией машин, в том числе и «кадиллака», который принадлежал подающему надежды певцу по имени Элвис Пресли. Когда Аманда закончила свое повествование о смерти Клары и о том, как Так разговаривал с ее призраком, Доусон уже допил свой чай и сидел, уставившись в стакан, пытаясь примерить все рассказанное Амандой к человеку, которого он знал.

— Просто не верится, что ничего этого ты от него не слышал, — поразилась Аманда.

— Видимо, были у него на то свои причины. Наверное, ты ему больше нравилась.

— Не думаю, — сказала Аманда. — Просто я общалась с ним уже на закате его жизни, а ты, когда он еще остро переживал свою потерю.

— Возможно, — согласился Доусон, хотя уверенности в его голосе не слышалось.

— Ты играл важную роль в его жизни, — продолжила Аманда. — Ведь он в итоге позволил тебе остаться здесь. И это было не единожды, а дважды.

Доусон согласно кивнул в ответ. Отставив свой стакан, Аманда взглянула на Доусона.

— Можно задать тебе один вопрос?

— Все, что угодно.

— А о чем вы с ним чаще всего говорили?

— О машинах. О двигателях. О трансмиссии. Иногда обсуждали погоду.

— Очень увлекательные темы, — пошутила Аманда.

— Представь себе. Правда, я в те времена тоже особой разговорчивостью не отличался. Аманда вдруг резко наклонилась к нему.

— Все это хорошо. Теперь мы с тобой все знаем о Таке, и тебе все известно обо мне. Но я до сих пор ничего не знаю о тебе.

— Конечно, знаешь. Я все рассказал тебе о себе вчера — о том, что работаю на нефтяной вышке, живу в трейлере за городом, до сих пор езжу на той же машине, с женщинами не встречаюсь.

Она медленно, полным чувственности движением перекинула свои собранные в хвост волосы на плечо.

— Расскажи мне то, о чем я не знаю, — попросила она. — Что-то, чего никто не знает. Что удивило бы меня.

— Да, в общем, нечего рассказывать, — ответил Доусон. Аманда внимательно посмотрела на него.

— Почему я тебе не верю?

«Да потому, — подумал Доусон, — что я от тебя никогда и ничего не мог скрыть», но вслух произнес:

— Не знаю.

Аманда умолкла, что-то обдумывая.

— Твои слова вчера вызвали во мне любопытство. — Встретившись с вопросительным взглядом Доусона, она продолжила: — Откуда ты знаешь, что Мэрилин Боннер так больше и не вышла замуж?

— Знаю, и все.

— Это тебе сказал Так?

— Нет.

— Тогда откуда ты узнал?

Сплетя пальцы, Доусон откинулся на спинку кресла-качалки. Он знал, что если не ответит на вопрос Аманды, она задаст его снова. В этом она тоже нисколько не изменилась.

— Видимо, лучше начать с начала, — вздохнул он и рассказал Аманде о Боннерах — о том, как когда-то пришел в их разрушающийся дом, о том, как семья Мэрилин долгие годы боролась за выживание и как он, выйдя из тюрьмы, начал анонимно высылать им деньги. И наконец о том, как частные детективы на протяжении многих лет посылали ему отчеты о благосостоянии семьи. Когда он закончил, Аманда молчала, явно пытаясь подобрать слова.

— Не знаю, что и сказать, — наконец проговорила она.

— У меня не было сомнений, что ты это скажешь. Аманда явно была возмущена.

— Я знаю: все, что ты делаешь, ты делаешь из благих побуждений, и я уверена, что ты изменил их жизнь к лучшему. Но… с другой стороны, печально, что ты не можешь простить себе то, что, по сути, явилось несчастным случаем. Никто не застрахован от случайностей, даже очень трагических. Но следить за людьми, за тем, что происходит в их жизни… Это неправильно.

— Ты не понимаешь… — начал было Доусон.

— Нет, это ты не понимаешь, — перебила его Аманда. — Ты забыл о главном жизненном принципе — неприкосновенности личности и частной жизни. А тут людей фотографируют, что-то вынюхивают про них…

— Это не так, — возразил Доусон.

— Нет, так! — Аманда ударила рукой по подлокотнику своего кресла. — А вдруг они когда-нибудь об этом узнают? Представляешь, что они будут при этом чувствовать? Они воспримут это именно как посягательство на их частную жизнь. — Затем, неожиданно для Доусона, Аманда крепко сжала ему руку, желая, чтобы он ее понял. — Я не говорю, что осуждаю твое начинание: как распоряжаться своими деньгами — твое дело. Но все остальное? Привлечение к делу детективов? Ты должен это прекратить. Пообещай, что прекратишь это.

Доусон чувствовал тепло руки Аманды.

— Хорошо, — в конце концов согласился он. — Обещаю, что с этим будет покончено. Аманда внимательно посмотрела на него, желая убедиться в его искренности. Впервые за все время с начала их встречи Доусон выглядел утомленным. Всем своим видом он выражал поражение. Как бы сложилась его жизнь, думала Аманда, если бы в то лето она не уехала из города. Пли хотя бы навестила его в заключении. Ей хотелось верить, что все это благотворно отразилось бы на его судьбе и что Доусон мог бы жить сейчас, не чувствуя давления прошлого. Пусть бы он не был счастлив, но по крайней мере мог бы обрести покой, чего ему никогда не удавалось. Но в этом он не одинок. Разве не покоя все ищут?

— Хочу сделать еще одно признание, — объявил Доусон. — Относительно Боннеров. Аманда чуть на задохнулась.

— Что еще?

Доусон поскреб пальцем нос, оттягивая продолжение.

— Сегодня утром я купил цветы на могилу доктора Боннера. Я делал это регулярно после того, как освободился. Когда мне бывало совсем тошно.

Аманда пристально смотрела на него, размышляя, все ли он сказал или собирается еще чем-то удивить. Но никаких откровений дальше не последовало.

— Ну, это совсем ерунда по сравнению с тем, о чем ты рассказывал до этого.

— Само собой. Просто я решил, что должен сказать тебе все.

— Зачем? Потому что тебе так нужно мое мнение?

— Наверное, — пожал плечами Доусон. Аманда с минуту молчала.

— Пожалуй, цветы это даже хорошо, — наконец вынесла она свой вердикт, — главное, не кидаться в крайности. Цветы на самом деле… уместны.