Один рыжий, один зеленый. Повести и рассказы. - Ирина Витковская

– Посмотри… Посмотри, какая камея! Какая парюра! Какая тонкая работа! Какая красота… – восторженно шепчет мама.

– Ещё бы не красота! Ещё бы не богатство! Обворовали весь мир! – горестно восклицает папа и скорбно вздёргивает вверх брови.

– Гос-споди, ты о чём? Кто кого обворовал? – вопрошает мама.

– Как это кто? Эти все – французы, англичане… То пираты их по всему миру шастали, потом войны, потом колонизаторы! Истории не знаешь! Я-то, слава богу, курс истории прекрасно помню! Ограбили все колонии… – возмущается папа.

– Ну тише, тише… – примирительно шепчет мама и, желая отвлечь от неприятной темы, подводит папу к витрине с алмазной диадемой.

– Ну вижу, – брюзжит папа. – Корона. У нас в Эрмитаже такой короны нет. А всё почему? – папа гордо выпрямляется. – Потому что мы, русские, ни гульдена, ни талера, ни франка ни у кого не взяли. Всей Европе морду набили, – папа повышает голос, – освобождали всех, дураки, бесплатно. От всякого ига.

– На то мы и русские, – миротворит мама.

– На то мы и русские! – гордо успокаивается папа.

ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО РАЗВОДА

Да, папа, конечно, то ещё «ухо с глазом». Обычно он, как хорошая гончая, за версту чует жулика и, как ёж, загодя выпускает колючки. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Бывает, что и папа попадается. Но, кстати, в любом деле он уважает профессионалов и в силах оценить красивый «развод».

Мы в первый раз в Риме. Держим путь к Капитолийскому холму. Температура – плюс тридцать пять в тени. Папа радостно возбуждён. Он, любитель истории, всегда мечтал побывать в Вечном городе. Поэтому он бодр, энергичен, плевать хотел на жару и весь находится в предвкушении лицезрения Капитолия и Колизея. Но не тут-то было. На нашем пути внезапно возникает накрытый белоснежной скатертью стол и мельтешащие вокруг него ребятки в (страшно подумать!) чёрных костюмах и белоснежных рубашках.

– Синьоре, синьоре! – их хедлайнер распростирает свои жаркие итальянские объятия и идёт прямо на папу.

Пройти мимо нет никакой возможности: стол стоит на каком-то довольно узком мосту.

– Повернём назад, – сквозь зубы говорит мама, – похоже, собирают на ремонт Провала.

– Ещё чего! – весело отвечает папа. Он не собирается сворачивать со своего пути и в силах противостоять любым итальянским Бендерам. – Ну и чего им от нас нужно? – папа толкает меня локтем в бок.

– Э-э-э… Ду ю спик инглиш? – произношу я.

Нет, нет, к сожалению, никто из них не спик. (Видимо, они до того заняты важной общественной деятельностью, день и ночь вынуждены стоять на этом мосту, что нет буквально ни одной минуты на изучение английского.) Только итальяно.

Всё это нам поясняет, обильно жестикулируя, маленький кругленький человечек с огромными маслинами глаз и обширной лысиной. Вылитый Дэнни Де Вито.

– Может, тогда мы пойдём… А то нам надо торопиться… – робко предлагает мама и делает на ладони пальцами ножки, уходящие прочь от стола с белой скатертью.

– Но, но, синьора! – итальянец трагически сдвигает брови и прижимает руки к сердцу…

Он убеждает, что мы ему просто необходимы. Всё очень несложно. Сейчас мы всё поймём. Знает ли синьор, кто такие бамбини?

Да, синьор папа знает, кто такие бамбини.

А знает ли синьор папа, что такое peace? (Умеют, выходит, при необходимости вворачивать кое-что на английском!)

Это знают синьора мама и синьорина я.

А знаем ли мы все, что такое феличита?

Конечно, конечно, кто из русских не знает, что такое феличита!

Так вот, всё просто. Речь идёт о бамбини, которым нужен peace, и когда он настанет, для всех people будет феличита.

– И что для этого нужно? – недоверчиво спрашивает папа.

Да ничего особенного. Надо только поставить свою signature (подпись, папа) в этой большой книге.

Молодые подмастерья «Дэнни Де Вито» благоговейно подносят папе огромную книгу в алом сафьяновом переплёте и подают авторучку.

Только-то и всего? Ха! Папа расслабленно крутит головой, берёт авторучку и победно смотрит на маму. Все вместе мы подходим к столу. Там удобнее. «Дэнни Де Вито» водружает на переносицу очки и становится по-канцелярски деловитым. Так. Фамилия, имя – латиницей, – это понятно. Папа справляется. Возраст. Это несложно. Национальность…

– О-о-о, русcо! – восторженно кричит итальянец.

Конечно же, конечно!.. Откуда же ещё, он думал, такая белла синьорина!.. Ну и синьора, конечно, – поклон в мамину сторону. Руccо как никто понимают, что такое peace!

Очень странно, но с этого момента все мы, включая папу, сами начинаем великолепно понимать «Де Вито», хотя говорит он по-прежнему по-итальянски. Но итальянец опять серьёзен. Место работы и должность. С должностью всё понятно – директор он и в Африке директор. А вот место работы приводит собирателя подписей в полное отчаяние. Он никак не может понять странного сочетания ООО «Промхимтехнология», и папа просто запарился объяснять ему это на пальцах. А писать надо. Борец за мир в задумчивости чешет свою плешивую голову, потом крутит ладонью, поставленной ребром, туда-сюда и робко предполагает, что папина должность что-то вроде «Direktor Gasprom». Папа разражается хохотом. Ну да, что-то вроде этого, польщённо соглашается он. Миротворец радостно хлопает себя по лбу. Чего там рассусоливать, надо просто так и написать – «Direktor Gasprom». Ну да, это даже забавно. Уже подуставший папа пишет заветные буквы и ставит подпись. Борцы за дело мира сердечно жмут друг другу руки. Всё.

Нет, не всё. Под это замечательное дело, итальянец понижает голос, надо было бы внести небольшой взнос, как делают все, кто расписался, и тогда мир для всех бамбини планеты наступит значительно быстрее.

Гм. Папа старается не смотреть на маму. Сколько?

Сколько? «Де Вито» вкрадчиво заглядывает папе в лицо. Ну сколько бы от щедрот смог дать детям «Direktor Gasprom»? Ну уж хотя бы десять евро, – это для него не сумма…

Папа густо краснеет, крякает и лезет в бумажник.

ЭПИТАФИЯ ХАГГИСУ

Больше всего на свете папа любит меня и путешествия. Мы с ним наслаждаемся крепчайшим кофе на открытых террасах парижских брассери, пробуем тапас в барах Мадрида, галлонами поглощаем эль в знаменитых лондонских пабах, но это не потому, что чревоугодие – главная папина черта. Сам до краёв наполненный жизнью, папа ищет эту жизнь и там, в чужестранье, – Эйфелева башня, например, для него достаточно мёртвый объект, а вот люди, их поведение, привычки, незнакомая речь, манера одеваться (особенно когда это национальный костюм, как в Шотландии), необычные блюда местной кухни и особенности их употребления вызывают у него бурный интерес.

Несколько лет назад, прилетев в Глазго, папа задался целью попробовать хаггис. Стоически перенеся традиционную обзорную экскурсию и недоуменные пожимания плечами нашего гида по поводу того, где возможно отведать искомое блюдо, папа принял решение: надо взять такси. Уж кто как не бывалый шотландский водила должен знать местонахождение вожделенного блюда – так рассуждал папа, руководствуясь своим богатым жизненным опытом.