Чужая жизнь - Ньевес Эрреро

— Дон Марио, мне не нравится, что вы говорите это моему сыну. — У нее не укладывалось в голове, как он мог быть столь фривольным при очевидности того, что все они находятся здесь вместе в результате аварии и недавней операции по пересадке сердца.

Лукас казался нервным. Когда ушла Ориана, он провел больше времени вне кровати, чем лежа на ней. Он прилагал все усилия, чтобы двигаться, хотя это были всего лишь пять шагов, не более. Во время одной из таких «прогулок» юноша, стоя у окна, стал наблюдать за происходящим на улице. Он смотрел на снующих людей и думал: «Города не приспособлены для больных, они повернуты к таким жителям спиной». Юноша поправлялся после аварии, которая могла стоить ему жизни, и видел, что за пределами больницы все оставалось по-прежнему. Ничего не изменилось. Погруженный в такие размышления, он вдруг заметил мощного пожилого человека, который смотрел на него. При этом старик говорил что-то на ухо парню, стоявшему у дверей больницы. Теперь они оба с любопытством уставились на него. «Они смотрят на меня?» — спросил себя Лукас. Двое за окном продолжали смотреть в одну точку. Вдруг пожилой сеньор поднял правую руку и некоторое время держал ее в таком положении. Его молодой спутник сделал то же самое, и оба замерли, погруженные в себя, ожидая, по-видимому, какого-то ответного жеста. Парень улыбнулся. На всякий случай Лукас ответил ему улыбкой и тоже поднял руку. Радость молодого человека за окном выразилась в том, что он обнял огромного человека, который едва заметным жестом подтвердил, что увидел Лукаса.

Наблюдая за сыном, который стоял у окна, Пилар удивилась, когда он поднял руку и улыбнулся. Она тут же приблизилась к нему, чтобы понять, что происходит. Она была свидетелем того, как Брэд обнял пожилого человека.

— Сынок, это тот журналист, о котором я тебе как-то рассказывала. А этот огромный человек, вероятно, тот, кто послал тебе этот странный подарок. Они и в самом деле кажутся очень приятными людьми.

— Да, но как им удалось не ошибиться? Таким же образом они могли приветствовать и любого другого человека.

— Нет, Брэд тебя знает. Мы с отцом дали ему твою фотографию… в тот день, когда произошла авария.

— Тогда они приветствуют именно меня. — Лукас задумался. У него возникло ощущение, что эти люди каким-то образом знакомы с ним… Это было еще одно из тех странных чувств, которые юноша испытывал в первые дни после операции. Лукасу казалось, что он проснулся в неизвестном для себя мире.

Вдруг снаружи послышались голоса. Лукас снова с интересом посмотрел в окно. Четверо его друзей вместе с Брэдом и этим серьезным человеком устроили шум, чтобы привлечь внимание юноши. Лукас опять поприветствовал их жестом. Сильвия, Джимми, Виктор и Лео, находившиеся в состоянии эйфории, связанной с тем, что они наконец-то увидели своего друга, болтали без умолку.

— Смотри! Он уже на ногах. Ну дает! — воскликнул Джимми, хлопнув Брэда по руке.

— Каким ты его видишь? — требовал информации Виктор. Его периферическое зрение не позволяло разглядеть друга с такого расстояния.

— Он немного похудел, — принялась рассказывать ему Сильвия, — но улыбается. Видно, что Лукас чувствует себя хорошо.

Виктор поднял обе руки, посылая приветствие в том же направлении, в котором это делали его друзья. Лукас ответил ему жестом, который использовал уже раньше.

— Виктор, он отвечает тебе через окно, — сказал Лео и продолжил жестикулировать, чтобы привлечь внимание Лукаса. Он снял шапку и сделал что-то наподобие реверанса.

Лукас смеялся, глядя на своих друзей, веселившихся у входа в больницу. Праздник закончился, когда в палату вошла Эспина. Первое, что она сделала, это отругала его.

— Сеньор Мильян, прекратите! Вам недавно сделали операцию по пересадке. И, мне кажется, нет повода для глупостей.

— А что плохого я сделал? — обескураженно произнес Лукас, прощаясь с друзьями, которые продолжали кричать еще несколько минут.

— Если не хотите снова свалиться, будьте добры двигаться меньше. Это противопоказано.

— Но если я не буду двигаться, то сойду с ума! — с обидой ответил Лукас.

— Я вас предупредила, а теперь можете делать все, что вам заблагорассудится.

Пилар проводила сына до кровати. Наконец он улегся. Юноша не хотел спорить с Эспиной, и, кроме того, ему было очень неприятно, что Ориана ушла из больницы, не сказав ни слова на прощание. Это заставило молодого человека задуматься. Ему следовало освободиться от всех мыслей, которые, смущая его, явно не способствовали скорейшему выздоровлению. Однако стоило юноше закрыть глаза, как перед ним возник образ Орианы. Он не мог выкинуть ее из головы. Еще ни разу в жизни ему не доводилось видеть столь прекрасных глаз. Маска, которая скрывала половину лица девушки, делала их еще более выразительными. Единственное, что видел Лукас, глядя на Ориану, были эти зеленые глаза, менявшие свой цвет. Они были удивительные. По выражению глаз можно было с уверенностью судить о настроении той, кому они принадлежали. Он непременно поговорит с девушкой завтра. «Возможно, я сказал или сделал что-то не так и это ее обидело?» — спрашивал себя молодой человек, когда в его воображении возник новый образ. Это не были глаза Орианы. Перед ним вдруг появились другие, новые глаза, глаза цвета корицы. Лицо явно не принадлежало медсестре. Это было загоревшее под жарким солнцем лицо девушки из далекого племени. Оно, это лицо, прорвалось в его мысли через раздумья об Ориане. Этот неожиданный для себя образ Лукас видел впервые. Девушка была одна среди дикой природы, она смеялась от радости и улыбалась. Рядом с ней подобно нерву струилась вода кристальной чистоты. Босые ноги девушки касались холодной воды, стекавшей с гор. Она перебегала с одного берега реки на другой, и длинные черные волосы развевались на ветру. «Bia Baachaaitchia», «Bia Baachaaitchia». Что означали эти слова? Перед Лукасом снова и снова возникали картины нетронутой природы, и он слышал фразы, звучание которых казалось ему знакомым. Кто такая эта девушка? Юноша никогда раньше не видел ее. Она обладала красотой, которая была свойственна ее расе и которая делала ее загадочной. Где находится место, которое видел Лукас, стоило ему закрыть глаза? Как могло случиться, что он оказался не властен над собственными снами и видениями?

Ночь юноша провел беспокойно. С ним происходили разные вещи, осознать которые не было времени. Он открыл глаза за несколько минут до завтрака. Лукас надеялся, что дверь распахнется и войдет Ориана. Первое, что он сделает, это извинится перед ней, ведь совершенно ясно: он, Лукас, сделал что-то такое, что обидело девушку.

За дверью послышался шум, и вскоре она открылась. На губах юноши застыла улыбка. Но это была не Ориана! В это утро в палату вошла другая медсестра.

— Доброе утро! Меня зовут Виртудес[13].

— Ну и имя! — довольно громко произнес Марио.

— Что вы сказали? — спросила медсестра, которая была неуклюжей и очень худой.